Воскресенье - [2]

— Ты никогда не сделаешь этого! Не сможешь! Никогда не сможешь!

Он склонил голову набок и возразил:

— Смогу, сделаю! Только если ты будешь смотреть. Если ты будешь смотреть, как я буду это делать. Если ты будешь смотреть!

Она привычным жестом откинула волосы и уставилась на него с широкой улыбкой:

— Пожалуйста! — сказала она. — Пож-жалуйста!

Он был очень худ и бледен. Больше, чем обычно. И он был очень пьян, ее любимый… Что-то случилось с его лицом, она поняла, что сон кончается, исчезла четкость изображения, заныло сердце, она догадалась, что это конец, сейчас проснется, его лицо и шея ей показались призрачными, отталкивающе бледными… Он поднял руку, и все так же глядя, не мигая, в ее глаза, перерезал себе горло.

Каким-то образом она увидела в тот же миг, как муж затоптал окурок в землю под деревом.

Стало темно. Все исчезло. И сквозь ровный мрак она выплыла к утру, к маленькой, тесной комнате, в которой спала, к голубому небу за окном.

Она вспомнила сразу, что сегодня — воскресенье.

— Привет! — сказал муж и потянулся.

— Привет, — сказала она.

Слышно было, что проснулись дети. Дверь от их комнаты в конце коридора была плотно прикрыта. Оттуда доносились визги, смех и мебельное грохотание. Мальчики шалили. Боролись, наверное… Крошечная дочка спала тут же, рядом, в деревянной кроватке, и безмятежно сопела, уткнувшись в подушку.

— Ну что ж, подъем! — сказала она. Голос ее и еще не проснувшееся тело были придавлены тягостным воспоминанием, которое было сейчас ни к чему. И она отмахнулась от него, прогнала… Впрочем, нет, не прогнала, а оно само опустилось на дно и сникло под натиском шумных забот воскресного утра.

— Идти за молоком? — кричал старший мальчик из ванной.

— Идти! — отвечала она на бегу. Она уже собирала постели, раздвигала шторы.

— Нет горячей воды! — объявил сын.

— Какой ужас! Как так?!

— А вот так!.. Это ж самое милое дело… для них… в воскресенье подсунуть… большую пакость!.. — шумно фыркая и плескаясь, ответил мальчик.

Ое-ей, как же он ее огорчил, как он расстроил ее своим сообщением!.. Но она все-таки, покачав головой, улыбнулась. Муж тоже, бреясь на кухне, все слышал и усмехнулся, многозначительно глянув на нее исподлобья. Этому мальчику было только одиннадцать, но он все чаще говорил, как взрослый, он важничал. Особенно, если смотрел на него пятилетний братишка. И особенно в эти дни, когда их самый старший сын, их дорогой и неудачливый первенец, покинул дом. Надолго. Возможно, на месяц…

В жизни старшего сына все складывалось неблагополучно. Главное — не повезло со здоровьем. Это тянулось давно, но мать почему-то никак не могла согласиться с этим, привыкнуть и найти для себя мудрую и деловую позицию. После долгих семейных споров и разбирательств они сына отвезли в больницу (первый раз в жизни и — боже мой! — как же он не хотел), чтобы все-таки подлечить капитально «проклятущие почки». Вот уже третий день у нее все валилось из рук, она себя чувствовала осиротевшей…

И теперь старшим остался вот этот разбойник. Он быстро, раньше всех закончил свой туалет (для него это было вопросом престижа, и сегодня снова это ему удалось) и при этом бесстыдно сам собой любовался, своим воинским темпом и четкостью всех движений. Потом он схватил зазвеневший бидон и помчался к дверям, пересчитавши деньги уже на ходу, точь-в-точь как это делал отец…

За завтраком муж посмотрел в окно, улыбнулся разбойнику, пожевал бутерброд, опять посмотрел в окно и, наконец, собравшись с духом, мечтательно произнес:

— Какая погода, однако, сегодня… Кто б мог подумать… Вчера мне бы и в голову не пришло…

— Правильно! — отозвался разбойник. — Рыбалка!! И я с тобой!!

Наступила пауза. Она отложила вилку, пожала плечами и сказала со сдержанным возмущением:

— Какая же может быть рыбалка… Когда нет горячей воды!

— Ты что, серьезно? — муж посмотрел на нее с интересом. Не посмотрел, а уперся в нее непонимающим взглядом. В этом качестве он был ослепителен, неотразим, и все мальчишки обучились у него этой гримасе.

— Ну, конечно, серьезно! — увидев иронию, она начала горячиться. — Что — легко без горячей воды? Столько новых хлопот… И трудностей! Я не управлюсь сама, я без вас не управлюсь, и, пожалуйста, да, пожалуйста, не вздумайте так по-свински меня оставить. Ничего не желаю слышать!

— Э-э… ты что?.. Прекрасно управишься. Только, во-первых, не паникуй. Сократи свои планы. Ко всяким условиям человеку дано приспособиться, ты же знаешь. Например: откажись от стирки…

— Что?.. что-что?.. ты смеешься? Как это — «откажись»? Интересно, как это от стирки я могу «отказаться»?

— Я не так сказал!! — с комичной поспешностью вскричал ее верный спутник. — Перенеси… — вкрадчивым шепотом исправил он свою ошибку. — Перенеси стирку, ну? Короче! Стирку я беру на себя. Согласна?

— Ах… перестань. А что будет с вами? Когда вы вернетесь? Вы же приедете грязные, как всегда! И как вы будете мыться? Ну, скажи, пожалуйста, как вы это себе представляете?

— А это и подавно мы берем на себя!

Она злилась, ей было тошно, а они — развлекались: концовку фразы они азартно проорали хором.

— Да ну вас… — она нахмурилась и поднялась. Передала мужу малышку, которая за всем за этим, развалясь, сидела у нее на коленях, и принялась разливать чай.