Восхождение на Качкар - [21]
Путь дальше, стиснутые отовсюду туманом, мы продолжаем в том же порядке. Мехмет и Абдулла спускаются по откосу щебня поодаль от меня, оживлённо между собой беседуя с видом возвращающихся к жизни людей. Я совершенно перестал быть занятным для них: они уже не только не расспрашивают или по учают меня — они просто не обращают внимания, если я останавливаюсь, они не утруждают себя ожиданием. Этот порядок одного, по несчастью, тянется недолго. У водостока я в последний раз предлагаю использовать напрасно захваченную верёвку. Отказ, через плечо. Спускаемся: впереди Абдулла, за ним Мехмет, я последним. На полпути на нас сваливается катастрофа — восхождение не обошлось благополучно. Вылетевший у меня из под ног камень, величиной в два кулака среднего мужчины, делает два прыжка и попадает в голову Мехмету. Старик падает и, непривязанный, катится по руслу. Два фактора[75] не позволили катастрофе кончиться серьёзно: место было не из крутых, и Мехмет очутился на обширной полке, и потом голова его была повязана по-лазски башлыком поверх тюбетейки. Но, во всяком случае, старик оглушён, и кожа на черепе лопнула. Принимаюсь за перевязку и врачевание.
Михаил Ле-Дантю. Фу-турист Зданевич. 1916. Бумага, чернила
Абдулла теперь снова внимателен ко мне. Но теперь я объект потока упрёков, почему-то не перешедших в брань. Вот получают гроши, а сколько риска, испытаний, разбитая голова, и так до низу. Но я не ошибся, сразу приняв Мехмета за очень крепкого старика. Он быстро оправился и, поддерживаемый нами, сносно спускается, хотя вдобавок сильно расшибся, падая. В 6.30 мы достигли устья Качкар-суи и Хевекской речки. Чтоб дать Мехмету лучше прийти в себя, я объявляю привал и отправляюсь собирать топливо — рододендрон — чтоб напоить пархальца горячим чаем.
Мехмет пьёт чай с жадностью, и нам остаётся присоединиться к нему: за весь день с утреннего чаю мы ограничились несколькими ломтями хлеба с сыром на обратном пути на «бараньих лбах». Но много внимания обильному провианту уделять не приходится — вечереет. Мехмет достаточно в форме и может идти. Мы снимаемся. Оглядывать, прощаясь с верховьями него, всё в тумане, сейчас же над нашими головами[76]. Озабоченные и забывшие день, мы медленно идём по тропе. Ночь обнимает нас и жмётся непрошенной гостьей. Во тьме переходим мы мост и достигаем яйлы. Но я предлагаю, если Мехмет не слишком устал, не пытаться здесь ночевать. Проводники соглашаются охотно. Не останавливаясь, мы идём по тропе, также перелезая через каменные ограды и пересекая пустыри для скотины. На этот раз луны и звёзд нет — моросит дождь. Три километра, как всякие ночные переходы, под конец дня кажутся достаточно долгими. Но вот контуры ущелья говорят о близости Меретета. Ни одного огня. Абдулла просит расчёт и получает на табак назначенные им самим 5 рублей. Знакомый мост и знакомые двери Баттала— эфенди. В 9.40 мы были в комнате, где суждено провести вторую ночь, закончив наш 17-часовой переход. Зажигают лампу, растапливают печь, ставят воду. Любезный мухтар приветствует нас. На дворе t. 8,8, ветер до 3 NO, дождь не прекращается.
Пархали. Наличник северного окна базилики с двумя птицами. 1917. Фото из книги Э. Такаишвили
В Меретете
Я успеваю поделиться с мухтаром вкратце историей минувшего дня, пока он не обязывает меня и Мехмета дождаться готовящегося ужина — того же великолепного картофеля в масле и сметане, но приправленного на этот раз яйцами. Абдулла приходит как раз к чаю и вскоре исчезает. Я тороплюсь вступить в состязание с блохами — завтра надо быть в Пархале, чтоб иметь возможность выступить через день, к чему нудят обстоятельства, через два <дня> весь Пархал идёт за кукурузой в Мургул через Кобак. Но на этот раз блохи оказываются скромней, и с небольшими перерывами удаётся проспать до 7.00. T. 4,6, безоблачно, но всю ночь моросил дождь, в горах снежило, и теперь все возвышенные откосы стоят убелёнными: хорошо, что мы не опоздали на день. Мехмет проспал ночь сносно, боль слабая, жару нет, только мутит. Но это не беда. Поднявшись со мной, он тотчас уходит в Хевек к друзьям, где мы уславливаемся встретиться в 10.30 для выхода в Пархал. Не успеваю я понежиться на лесенке амбара, выстроенного напротив моей двери, как приходит мухтар в обществе позавчерашних моих знакомых: Абдуллы и ещё нескольких стариков. Опять в комнату. Процедура топки печи, согревания воды и чаепития. Абдулла удовлетворяет общее любопытство по поводу восхождения, я же пытаюсь использовать оставшиеся два часа пребывания в Меретете для освещения ещё некоторых вопросов.
Грузинский язык в Хевеке не существует. Мои собеседники оспаривают свидетельство Г. Н. Казбека […]>42 и утверждают, что сорок лет назад грузинский язык к Хевеке уже не существовал. Они ссылаются на Пархал, там ещё некоторые знают, и перечисляют без ошибки селения ущелья Кобака, где я найду грузинский язык. В Пархале языка не знают, но переводят зачастую географические названия — здесь не было такого случая, и грузинская географическая номенклатура зачастую перевирается и путается.
А между тем, окрестные названия в большинстве грузинские, редко армянские; вот некоторые из них в том виде, как их произносят мои собеседники, среди которых Абдулла задаёт тон и встречает неизменную поддержку нескольких старых пастухов. Маму-дтвар, гора над Мерететом по пути в Ютемек, к SW от неё по правому боку Хевек-суи Кармовит и дальше Коговит. К O
