Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции - [200]

Однако в ленинских работах того времени можно найти очень много поучительного, прежде всего то, что не следует проводить преобразования слишком торопливо, что для этого нужно время. И что величайшая ошибка состоит в использовании принуждения и насилия, поскольку это разрушает всё.

Горбачёв, очевидно, пытался применить на практике ленинские взгляды к политике перестройки, но это применение осталось не только достаточно неопределённым, но и слишком схематичным, что видно из его изложения:

«Болезнь помешала Ленину завершить эту колоссальную переоценку, в результате которой могла появиться на свет совершенно иная концепция развития, чем та, которую взял на вооружение Сталин. Вождь Октября последним волевым усилием успел только буквально навязать партии нэп, то есть, при всём различии исторических условий, всё ту же радикальную экономическую реформу. Однако пришедшая к власти партбюрократия недолго ее терпела. Были искоренены зачатки рынка, свободного предпринимательства, идейного и политического плюрализма. Воцарился государственный, или казарменный, социализм»[325].

Внеисторический схематизм здесь виден совершенно ясно: неверно, что сталинское руководство ликвидировало нэп сразу же по приходу к власти после смерти Ленина. Нэп более-менее продолжался до 1928 г. и лишь тогда был свёрнут внезапным поворотом Сталина к принудительной коллективизации и ускоренной индустриализации.

Разумеется, Горбачёв прав, считая, что при Ленине наверняка реализовалась бы другая модель социализма вместо примитивной сталинской. Но как она выглядела бы в деталях, этого мы знать не можем, этого тогда не знал даже Ленин, что и неоднократно подчёркивал. Поэтому необходимо констатировать, что попытки Горбачёва вывести из ленинского наследия концепцию реализации перестройки ожидаемо остались безрезультатны.

Одним из последствий этого стало то, что он продолжительное время ориентировался в основном на взгляды Яковлева. Тот смог довольно долго водить за нос генерального секретаря, для которого разрабатывал важнейшие речи, давая ему тексты о «совершенствовании социализма» и используя термины марксизма-ленинизма, во что сам не верил, поскольку уже давно отошёл от социализма. «Мы не хотели отпугивать рьяных защитников социализма», цинично выразился он об этом[326].

То есть, сколько-нибудь ясных и теоретических идей об основных целях перестройки как не было в начале этого процесса, так они и не прояснились в его ходе.

А как обстояло дело со знанием советского общества?

Так же, как и в докладе Хрущёва на XX съезде КПСС, анализ на XXVII съезде в 1986 г. не пошёл вглубь, не раскрыл ошибки при построении общественной и политической системы. Потому и предложенные решения не имели успеха. Чтобы пояснить это, я приведу здесь высказывание Лигачёва, которое в определённом смысле можно считать характеристикой исходного положения и в то же время описанием целей перестройки:

«Да, социализм, советская власть, коммунистическая партия и возглавляемый ими советский народ вывели страну на вершину тысячелетней истории России. Но в конце 70‑х и в начале 80‑х годов в стране нарастали негативные тенденции, возрастал разрыв между СССР и развитыми странами Запада в области технологий и эффективности производства гражданской продукции, замедлились темпы роста производительности труда, не обеспечивался платёжеспособный спрос населения, не удовлетворялась потребность в качественных продуктах питания. Наметилось отставание в развитии социалистической демократии, снижалась роль Советов в государстве. В отдельных республиках оживились националистические настроения, возобладали самостоятельность, клановость. Нужна была социалистическая перестройка, то есть обновление советской системы, совершенствование её»[327].

Это был кризис социалистической общественной системы, которая оставалась пронизана всеми элементами сталинизма, однако политики перестройки ещё не понимали, что социалистическую систему в целом нельзя приравнивать к «сталинизму». А именно в этом направлении шли их взгляды в процессе развития событий, и из этого неизбежно следовали дальнейшие ошибочные оценки и решения.

На XXVII съезде КПСС и пленумах ЦК КПСС были выработаны «стратегия и тактика» планировавшихся изменений, которые должны были стать содержанием «перестройки». В чём же они заключались?

«Создание высокоэффективной экономики, с удвоением её объёма в течение пятнадцати лет, дальнейшее существенное улучшение материальной и духовной жизни людей, расширение реального участия трудящихся в управлении государством — таковы стратегические цели перестройки»[328].

Так видит это Лигачёв. Но это едва ли отличается от того, о чём заявлялось на предыдущих съездах. Новым здесь было лишь то, что были конкретно названы главные политические линии, например, по экономическому развитию. Должны были осуществляться модернизация и опережающий рост машиностроительного комплекса с целью реконструкции народного хозяйства и социальной переориентации экономики. Производительность труда должна была расти в размерах, совершенно нереалистичных для столь крупной экономики — и в этом вновь проявился прежний субъективизм, соблазнявший ставить иллюзорные цели. Эта постановка целей называлась «курсом ускорения экономического и общественно-политического развития», но как достигнуть этого ускорения, оставалось неясным.