Восхождение и гибель реального социализма. К 100-летию Октябрьской революции - [197]
За этой туманной формулировкой скрывалась возможность, направленная не на индивидуума, а на общественный строй. «Общество» должно было получить свободу выбирать другой строй, что в условиях Советского Союза могло означать лишь выбор возврата к капитализму.
Позднее, после того как в развитии перестройки эрозия и дезориентация общественного сознания зашли гораздо дальше, Яковлев яснее сформулировал то, что должно было вытекать из «свободы социального выбора» и что Яковлев считал решением любых проблем:
«Свободный хозяин — вот она, великая надежда России. Вонзись она в практику, Россия спасена, Россия возрождена»[311].
Яковлев мечтал об обществе, чья экономика основывается на свободных частных мелких производителях в промышленности и сельском хозяйстве, со свободной торговлей, свободой творчества и слова, и — как он позднее добавил — с политическим строем парламентаризма, в котором царит многопартийность, которая возникнет благодаря расколу КПСС на реформистскую партию социал-демократов и на остатки этой партии, а кроме того, благодаря основанию нескольких новых партий. Демократический строй возникающего таким образом гражданского общества будет основан на общечеловеческих ценностях и будет демократией, в которой государственная власть мало что будет решать. Так Россия «после тысячи лет» наконец-то будет освобождена от власти сверхмощного государства[312].
Легко распознать, что Яковлев в своём реформистском мышлении возвратился к мелкобуржуазному идеалу французского экономиста Прудона. Как и тот, Яковлев считал мелкую собственность гарантией общественного строя. Однако:
«Эту спасительную истину начисто выветрила советская власть. [...] Именно с этого самого массового предпринимательства и надо было начинать рыночные реформы. Горбачев понимал эту проблему, но боялся подступиться к ней»[313].
Возврат к мелкобуржуазным идеалам начального периода капитализма в конце XX века был реакционной общественной утопией, не помогавшей решить ни проблем социализма, ни проблем человечества. Позднее Яковлев сам признавал, что впал в иллюзии, однако не подвергал принципиальному сомнению свою идею:
«Я был убеждён, что стоит только вернуть народу России свободу, как он проснётся и возвысится, начнёт обустраивать свою жизнь так, как ему потребно. Все это оказалось блаженной романтикой»[314].
Он признал, что был «социал-романтиком». Это признание, учитывая, что Яковлев являлся «идеологом и архитектором перестройки», весьма поучительно.
То, что «социал-романтик» Яковлев следовал своей стратегии последовательно и обдуманно, он также признал сам.
«Прямолинейная борьба с большевизмом [...] была обречена в те годы на провал. [...] Обстановка диктовала лукавство. Приходилось о чем-то умалчивать, изворачиваться, но добиваться при этом целей, которые в „чистой“ борьбе скорее всего закончились бы тюрьмой, лагерем, смертью, вечной славой и вечным проклятием»[315].
Последняя фраза, конечно, полная чушь, поскольку в 1980‑е годы такой практики уже давно не было. Однако стоит отметить признание стремления поднять общественную активность «лукавством», сознательным введением в заблуждение и дезинформацией, а не простой правдой о реальном положении дел. Яковлев поясняет свою политическую тактику так:
«Аккуратно и точно дозировать информационную кислоту, которая бы разъедала догмы сложившейся карательной системы. [...] В этих условиях лидер должен был соблюдать предельную осторожность, обладать качествами политического притворства, быть виртуозом этого искусства, мастером точно рассчитанного компромисса, иначе даже первые неосторожные действия могли привести к краху любые новаторские замыслы»[316].
Горбачёв, по мнению Яковлева, обладал этими качествами, почему и годился в вожди перестройки — по крайней мере в этом отношении. Яковлев оправдывает это такими аргументами:
«Но что бы ни говорили, я убеждён, что человек, сумевший добраться до первого секретаря крайкома партии, а затем и секретаря ЦК КПСС, прошел нелёгкую школу жизни, партийной дисциплины, аппаратных отношений, паутину интриг, равно как и предельно обнажённых реальностей советской жизни, — этот человек не может не обладать особыми качествами». И далее: «Все, кто вращался в политике того времени, упорно ползли по карьерной лестнице, приспосабливались, подлаживались, хитрили. Только степень лукавства была разная. Никто не просачивался во власть вопреки системе. Никто. И Горбачев тоже»[317].
Это несомненно верно и противоречит легенде о Горбачёве, будто тот достиг своего восхождения исключительно своими силами, как он утверждал в своей автобиографии.
Однако, с другой стороны, Горбачёву, согласно Яковлеву, не хватало решительности, чем и объяснялись его постоянные колебания. И в этом Яковлев был прав, поскольку всё развитие перестройки продемонстрировало это.
В этом описании видны не только высокомерие и наглость — то есть качества бюрократической номенклатуры, которую Яковлев резко критиковал, — но и отсутствие солидных и серьёзно обоснованных проектов реформ, которые могли бы вывести общество из кризиса. Их место занимали всё новые и новые импровизации и заявления.
До сих пор, через 60 с лишним лет после «закрытого доклада» Хрущёва на XX съезде КПСС, остаётся неясным, что же такое «сталинизм», поскольку марксистское исследование этого явления до появления данной книги отсутствовало. Многие даже отвергают само это понятие, считая его лишь бессодержательным ярлыком, имеющим целью опорочить социализм. Это тоже имеет место, однако всё не так просто. Данная книга — критическое, научное, опирающееся на источники и не имеющее аналогов исследование явления сталинизма, среди прочего рассматривающее предлагавшиеся в своё время альтернативы. Анализ автора не является грубым упрощённым антисталинизмом, зачастую, по его мнению, приводящим к антикоммунистическому ренегатству. Автор, известный марксистский философ из ГДР, родился в 1928 г., после Второй Мировой войны изучал философию и историю в университетах в Галле и Берлине.
Серия «Фигуры Философии» – это библиотека интеллектуальной литературы, где представлены наиболее значимые мыслители XX–XXI веков, оказавшие колоссальное влияние на различные дискурсы современности. Книги серии – способ освоиться и сориентироваться в актуальном интеллектуальном пространстве. Неподражаемый Славой Жижек устраивает читателю захватывающее путешествие по Событию – одному из центральных концептов современной философии. Эта книга Жижека, как и всегда, полна всевозможных культурных отсылок, в том числе к современному кинематографу, пестрит фирменными анекдотами на грани – или за гранью – приличия, погружена в историко-философский конекст и – при всей легкости изложения – глубока и проницательна.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
Книга о философском потенциале творчества Пришвина, в основе которого – его дневники, создавалась по-пришвински, то есть отчасти в жанре дневника с характерной для него фрагментарной афористической прозой. Этот материал дополнен историко-философскими исследованиями темы. Автора особенно заинтересовало миропонимание Пришвина, достигшего полноты творческой силы как мыслителя. Поэтому в центре его внимания – поздние дневники Пришвина. Книга эта не обычное академическое литературоведческое исследование и даже не историко-философское применительно к истории литературы.
Целью данного учебного пособия является знакомство магистрантов и аспирантов, обучающихся по специальностям «политология» и «международные отношения», с основными течениями мировой политической мысли в эпоху позднего Модерна (Современности). Основное внимание уделяется онтологическим, эпистемологическим и методологическим основаниям анализа современных международных и внутриполитических процессов. Особенностью курса является сочетание изложения важнейших политических теорий через взгляды представителей наиболее влиятельных школ и течений политической мысли с обучением их практическому использованию в политическом анализе, а также интерпретации «знаковых» текстов. Для магистрантов и аспирантов, обучающихся по направлению «Международные отношения», а также для всех, кто интересуется различными аспектами международных отношений и мировой политикой и приступает к их изучению.
Василий Васильевич Розанов (1856-1919), самый парадоксальный, бездонный и неожиданный русский мыслитель и литератор. Он широко известен как писатель, автор статей о судьбах России, о крупнейших русских философах, деятелях культуры. В настоящем сборнике представлены наиболее значительные его работы о Ф. Достоевском, К. Леонтьеве, Вл. Соловьеве, Н. Бердяеве, П. Флоренском и других русских мыслителях, их религиозно-философских, социальных и эстетических воззрениях.
Перед вами первая книга на русском языке, специально посвященная теме научно-философского осмысления терроризма смертников — одной из загадочных форм современного экстремизма. На основе аналитического обзора ключевых социологических и политологических теорий, сложившихся на Западе, и критики западной научной методологии предлагаются новые пути осмысления этого феномена (в контексте радикального ислама), в котором обнаруживаются некоторые метафизические и социокультурные причины цивилизационного порядка.
Энди Мерифилд вдыхает новую жизнь в марксистскую теорию. Книга представляет марксизм, выходящий за рамки дебатов о классе, роли государства и диктатуре пролетариата. Избегая формалистской критики, Мерифилд выступает за пересмотр марксизма и его потенциала, применяя к марксистскому мышлению ранее неисследованные подходы. Это позволяет открыть новые – жизненно важные – пути развития политического активизма и дебатов. Читателю открывается марксизм XXI века, который впечатляет новыми возможностями для политической деятельности.