Восемнадцатый век и Французская революция - [16]

К числу врагов Тюрго нужно отнести и духовенство. Это сословие видело в министре «философа» и ставило ему в вину его воззрения, касавшиеся религии и церкви. Министр-реформатор выразился однажды об отмене Нантского эдикта в том смысле, что, «желая угодить (flatter) Людовику XIV, обесславили религию». Кроме того, он, расходясь в этом отношении с старой практикой, подновлявшейся в эпоху просвещенного абсолютизма, находил, что король не должен быть главою веры, равно как и глава веры не должен быть королем: «английская супрематия и светская власть (папы) – вот две противоположные крайности одного и того же злоупотребления». Ставилось в вину Тюрго и то, что он настаивал на необходимости устранить из коронационной присяги Людовика XVI торжественное обещание всячески истреблять еретиков в своих владениях. Известно, что Морепа, не желавший ссориться с епископами, подал королю противное мнение, и Людовик XVI, не решившись выпустить из присяги слова о еретиках, прочитал их тем не менее крайне невнятно. Через несколько дней после коронации, происходившей в Реймсе, Тюрго передал королю «Мемуар о веротерпимости», где убеждал его «предоставить каждому своему подданному свободу разделять и исповедовать ту веру, в истинности которой каждого убеждает его совесть». В этом замечательном мемуаре, которого, к сожалению, мы не имеем в полном виде, Тюрго устанавливает права совести на основании принципов религии и естественного права и по отношению к «политическому интересу государства». Понятно, что церковная партия вооружилась против Тюрго, и граф Прованский, брат короля (будущий Людовик XVIII), даже написал против веротерпимого министра памфлет, а Людовику XVI стали доносить, что Тюрго не посещает мессы. Все это действовало на короля, а тут еще Мария Антуанетта была крайне недовольна экономным министром. Морепа заметил, что королева все более и более забирает вдасть над мужем, и решил, что для сохранения за собою министерского места особенно поддерживать Тюрго не стоит. Министерство не было однородным и солидарным, а для положения Тюрго было не безразлично, как относились к нему его товарищи при той ненависти, какая его окружала со всех сторон. Когда Вержен и Тюрго посоветовали Людовику XVI отозвать из Лондона бывшего там посланником гр. де Гюина (de Guines), бывшего в большом фаворе у Марии Антуанетты, последняя стала требовать у мужа не только всяких милостей для бывшего посланника, но даже отставки и заключения в Бастилию ненавистного ей министра. Слабый волею Людовик XVI, для которого мартовское lit de justice уже было причиной большого утомления, все более и более поддавался влияниям, враждебным для Тюрго, хотя и говорил, что только сам он, да этот министр действительно любят народ. Людовик XVI стал избегать свиданий с Тюрго, и тогда министр написал ему четыре письма, из которых два дошло до нас. «Я, писал он в одном из этих писем, смело шел (j'ai bravé) против ненависти всех, кто только имеет выгоду в злоупотреблениях. Пока я питал уверенность, что, благодаря поддержке вашего величества, я могу делать доброе дело, я ни на что не обращал внимания (rien ne m'а coûté). А какова теперь моя награда?.. Государь! я не заслужил этого, осмеливаюсь вам так сказать! Я изобразил вам все бедствия, причиненные слабостью покойного короля, я представил вам ход интриг, постепенно унизивших его авторитет. Осмеливаюсь просить вас перечитать это письмо и спросить себя, желаете ли вы подвергнуться тем же опасностям, скажу даже – опасностям еще большим».

Отставка Тюрго

Тюрго предостерегал далее короля по поводу смелого поведения парламентов, придворных интриг и слабости министерства, разделенного внутри, и жаловался на свое положение, одинокого и изолированного. Указывая на необходимость правительству быть солидарным и сильным, Тюрго писал еще: «никогда не забывайте, государь, что слабость привела Карла I на эшафот (а mis la tête de Charles I sur un billot), что она же делала из Людовика XIII и теперь делает из португальского короля коронованных невольников, и опять‑таки она же была причиной всех бедствий предыдущего царствовании. Вас считают слабым, государь, и бывают случаи, когда я боюсь, нет ли на самом деле в вашем характере этого недостатка, хотя я и видел истинное мужество (courage) с вашей стороны при других и более щекотливых обстоятельствах... Правду говоря, я вас, государь, не понимаю. Пусть вам наговорили, что у меня горячая и химерическая голова, но мне кажется, что все мною вам сообщаемое не похоже на предложения сумасшедшего». Тюрго ставил прямо вопрос о выборе между ним и Морепа и просил ответа, но Людовик XVI не отвечал и на это письмо, как и на два предыдущие. Король предпочел Морепа; Тюрго, казалось ему, хотел подчинить себе его волю, и он считал себя оскорбленным его письмами. Отставка не замедлила придти, а с нею не только прекратились дальнейшие реформы, но были отменены и те, которые Тюрго успел уже провести. План о «муниципалитетах» тоже не понравился Людовику XVI; на полях мемуара он прямо высказался против стремлений новатора, желающего «Франции более, нежели английской» (une France plus qu'anglaise). «Система г. Тюрго, писал он еще, только прекрасный сон, – утопия благонамеренного человека, но низвергающая установленные порядки. Идеи г. Тюрго опасны, и их новизна требует отпора».