Воры. История организованной преступности в России - [119]
На бумаге законы и учреждения России соответствуют необходимым критериям, однако на практике все обстоит иначе. Несмотря на попытки реформирования[730], стремление принести обществу подлинную законность сталкивается с серьезными проблемами — коррупцией, недостатком ресурсов для четкой работы полиции и судов и, помимо прочего, с вопиющей манипуляцией законом со стороны политической элиты. Несмотря на мрачное утверждение Владимира Овчинского о том, что «борцы с мафией [в МВД] постоянно становятся бойцами мафии»[731], в стране все же есть силы для перемен. Многие представители судебной системы, особенно в нижних ее эшелонах, все же верят в верховенство права. Я встречался с хорошими русскими полицейскими — порой готовыми получить взятку, но все равно считающими своим долгом бороться с «плохими парнями», — которые бы хотели и дальше заниматься своим полезным делом. По сравнению с хаосом 1990-х, в стране произошли явные изменения, особенно среди нового поколения полицейских. Но это связано не с тем, что коррупция предана анафеме.
Мое далеко не научное ощущение подкрепляется методологически надежным анализом, проведенным Алексеем Беляниным и Леонидом Косалсом из московской Высшей школы экономики. В результате этого исследования была выявлена твердая приверженность к сохранению определенного уровня коррупции[732]. Однако при этом произошел заметный сдвиг представлений о границах «допустимой коррупции». Один полицейский пытался рационализировать происходящее с точки зрения, так сказать, «замещения»: «Если кому-то все равно суждено получить штраф, то почему бы просто не взять у него деньги и не отпустить с миром? Он все равно наказан, а кроме того, он мог бы вместо меня дать взятку судье или прокурору. В любом случае он платит за свое преступление»[733]. Однако если дело касалось серьезных преступлений, за которые дается тюремный срок, он полагал, что взять за них взятку и закрыть глаза может только «плохой полицейский» (он использовал словечко из фени — «мусор»). Он попросил меня сравнить ДТП, в котором никто не пострадал, а все расходы по ремонту покрывались страховой компанией, с ситуацией, в которой жертва погибла или получила увечья. А уж активное участие в преступной деятельности и получение за это денег вообще считал страшным грехом.
В настоящее время полиция работает в системе, при которой большинство важных преступников оказываются неприкасаемыми, — так, начальники несчастного полицейского, арестовавшего банкира преступного мира Семена Могилевича, ясно дали ему понять, насколько он неправ, — но в целом они делают что могут и часто хотели бы иметь больше прав. Несмотря на отсутствие структур, которые можно было бы однозначно считать сторонниками реформ, очевидно, что определенные фракции реформаторов имеются в Министерстве юстиции, МВД, Министерстве финансов, Счетной палате и Генпрокуратуре. Однако Кремль, судя по всему, продолжает считать, что объем реформ должен быть минимальным и ориентироваться лишь на поддержание легитимности и эффективности системы.
Но какая элита будет реформировать систему, дающую ей возможность безнаказанно красть? Пока что не видно очевидных признаков готовности российской что-то менять, особенно учитывая, что в руках Путина и сужающегося круга его соратников (в целом довольно корыстных) концентрируется все больше власти. В 1990-е годы еще было возможно проводить причудливые параллели с американскими грабителями XIX века и считать организованную преступность преходящим или даже необходимым явлением на пути строительства капитализма, которое страна рано или поздно перерастет естественным образом. Гавриил Попов, бывший мэр Москвы, говорил, что «мафия необходима, с учетом нынешней ситуации в России… она выполняет роль Робин Гуда, перераспределяющего богатство»[734]. Разумеется, это был нонсенс: по этой аналогии, организованная преступность была и остается ближе к ноттингемскому шерифу. Она охотно берет власть, дающую ей возможность грабить, а затем использует ее так много и долго, как только может. В наши дни таких иллюзий не осталось; русские из всех социальных слоев хорошо осведомлены о хищнической и эгоистичной природе мира коррупционеров и бандитов.
Несмотря на то что в России проводятся избирательные кампании, ее можно считать в лучшем случае «гибридной демократией», авторитаризмом, спрятавшимся за фасадом процесса. Тем не менее даже в таких режимах мнение людей игнорируется не полностью. Хотя госидеология доминирует на ТВ, у печатных и онлайн-медиа остается возможность для расследований и дискуссий. А у населения, хорошо владеющего интернетом, есть много способов узнать о происходящем. Возможно, главная проблема состоит в отсутствии веры в то, что с этим можно что-то сделать, что изменения возможны в принципе. Именно такой точке зрения на момент написания этой книги противостоит борец с коррупцией и лидер оппозиции Алексей Навальный. В конечном счете первый шаг в борьбе с организованной преступностью и коррупцией — это обретение надежды.
Возможно, для этого процесса потребуются усилия нескольких поколений. Италия после Второй мировой войны была демократической страной, и ее политика в стиле мыльной оперы характеризовалась регулярными выборами, смехотворно частыми сменами правительства и яркими СМИ. В стране есть хорошие законы, система судов и полиция, не испытывающая недостатка в финансировании. Однако, несмотря на все это, в течение четырех с лишним десятилетий это была страна, где доминировала одна, и весьма коррумпированная партия. Каким-то образом христианско-демократическая партия всегда занимала лидирующие роли в правительстве, одновременно выступая главной «крышей» для организованной преступности. В ответ мафия расплачивалась наличными и стабильно обеспечивала голоса на юге страны для
Микроистория ставит задачей истолковать поведение человека в обстоятельствах, диктуемых властью. Ее цель — увидеть в нем актора, способного повлиять на ход событий и осознающего свою причастность к ним. Тем самым это направление исторической науки противостоит интеллектуальной традиции, в которой индивид понимается как часть некоей «народной массы», как пассивный объект, а не субъект исторического процесса. Альманах «Казус», основанный в 1996 году блистательным историком-медиевистом Юрием Львовичем Бессмертным и вызвавший огромный интерес в научном сообществе, был первой и долгое время оставался единственной площадкой для развития микроистории в России.
Вопреки сложившимся представлениям, гласность и свободная полемика в отечественной истории последних двух столетий встречаются чаще, чем публичная немота, репрессии или пропаганда. Более того, гласность и публичность не раз становились триггерами серьезных реформ сверху. В то же время оптимистические ожидания от расширения сферы открытой общественной дискуссии чаще всего не оправдывались. Справедлив ли в таком случае вывод, что ставка на гласность в России обречена на поражение? Задача авторов книги – с опорой на теорию публичной сферы и публичности (Хабермас, Арендт, Фрейзер, Хархордин, Юрчак и др.) показать, как часто и по-разному в течение 200 лет в России сочетались гласность, глухота к политической речи и репрессии.
Книга, которую вы держите в руках, – о женщинах, которых эксплуатировали, подавляли, недооценивали – обо всех женщинах. Эта книга – о реальности, когда ты – женщина, и тебе приходится жить в мире, созданном для мужчин. О борьбе женщин за свои права, возможности и за реальность, где у женщин столько же прав, сколько у мужчин. Книга «Феминизм: наглядно. Большая книга о женской революции» раскрывает феминистскую идеологию и историю, проблемы, с которыми сталкиваются женщины, и закрывает все вопросы, сомнения и противоречия, связанные с феминизмом.
На протяжении всего XX века в России происходили яркие и трагичные события. В их ряду великие стройки коммунизма, которые преобразили облик нашей страны, сделали ее одним из мировых лидеров в военном и технологическом отношении. Одним из таких амбициозных проектов стало строительство Трансарктической железной дороги. Задуманная при Александре III и воплощенная Иосифом Сталиным, эта магистраль должна была стать ключом к трем океанам — Атлантическому, Ледовитому и Тихому. Ее еще называли «сталинской», а иногда — «дорогой смерти».
Сегодняшняя новостная повестка в России часто содержит в себе судебно-правовые темы. Но и без этого многим прекрасно известна особая роль суда присяжных: об этом напоминает и литературная классика («Воскресение» Толстого), и кинематограф («12 разгневанных мужчин», «JFK», «Тело как улика»). В своём тексте Боб Блэк показывает, что присяжные имеют возможность выступить против писанного закона – надо только знать как.
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?