Воробьиная ночь - [5]
Мальчуган перенёс на плот пук волосяных силков и суму с хлебом, упёрся шестом, и плот, сдвинувшись тихонько, поплыл от берега. Длинные травы колебались и тянулись в прозрачной холодной воде, цепляясь и обвиваясь вокруг шеста. Птицы с неумолкаемым шумом без перерыва подымались с озера, как будто сама вода рождала их из глубины, и всё больше и больше чернеющая косая туча их заслоняла и лес, и небо, и синеющую даль.
Далеко отошёл берег, и кругом необозримо расстилалось серебряное зеркало с висевшими в глубине его облаками, печальным, серым небом и опрокинутыми прибрежными лесами. Шест перестал доставать дно, которое далеко внизу виднелось сквозь чистую, как слеза, воду, и мальчик, крепко упираясь посинелыми от холода ногами, бурлил шестом, работая как веслом.
Низкое, холодное солнце передвинулось к самому лесу, когда плот ткнулся в берег острова. Мальчик обулся и пошёл в лес.
На стволах сосен белели зарубки, которые он сделал несколько дней назад. Лес был глухой, угрюмый, без тропок, без следа человечьего, но мальчик шёл легко и уверенно, поглядывая на белые отметины. В чаще возле кустарника неподвижно висела птица, свесив крылья и вытянув вверх шею. Тонкая волосяная петля, захлёстнутая за ветку, туго стягивала шею.
Мальчик высвободил мёртвую птицу и бросил в мешок. По мере того как он шёл, мешок наполнялся птицами, которых он вынимал из силков.
Между кустарниками быстро мелькнуло и пропало пушисто-красное. Мальчик бросился туда. На ветке неподвижно висела полуобъеденная птица.
— Ах-х, ты!.. — сердито проговорил мальчик, осматривая объеденную птицу и лисьи следы под деревом. — Ладно, ужо приготовлю тебе гостинца!
Все остальные силки оказались пустыми или в них торчали одни объеденные головы и шеи.
Надо было собираться назад. Солнце село. Мрачно и угрюмо стояли сосны. Стояла неподвижная, полная таинственности тишина. Мальчик торопился выбраться к озеру, но лес упорно держал его, и всё глуше и темнее становилось кругом. Тяжёлый мешок тянул плечи, под ногами испуганно хрустели сухие веточки, и потом опять сапоги беззвучно-мягко ступали по хвое, и угрожающе сгущалась темнота, сливая деревья в одну таинственную сплошную массу.
«Как бы не заблудиться!» — тревожно мелькнуло в голове, и он напряжённо всматривался, но белевших прежде зарубок уже не было видно.
Наконец темнота слегка раздвинулась, и тёмным блеском едва блеснула у берега вода. Мальчик прислушался: над потонувшим в темноте озером стояла такая же мёртвая тишина, как и в лесу, только дышало оно мраком, холодом и сыростью.
Он стал ходить по берегу, разыскивая плот, но везде был всё тот же пустынный, молчаливый берег, так же едва поблёскивала чёрная вода и стояла дышавшая холодом и сыростью тишина.
— Ок-казия!.. Что будешь делать!..
Мальчик прошёл немного в лес, стал на колени, нащупал вылезавший из земли смолистый корень, вырубил его, высек кремнём огня, зажёг корень и помахал, чтоб разгорелся.
Багровое пламя, струясь и колеблясь, дымно бежало, и. в лесу трепетно забегали тени, и в багрово вспыхнувшей воде отразились покрасневшие вершины сосен.
Недалеко показался из красной воды угол плота.
Мальчик загасил огонь. И разом водворилась кромешная, непроглядная, чернильная тьма. Мальчик сложил на плот мешок с птицами, с провизией, обгоревший корень и оттолкнулся шестом.
Шест уходил всё глубже и глубже, переставая доставать дно.
Шест перестал доставать дно…
Бурлила вода. Плот тихо и беззвучно подвигался вперёд среди немой тишины, среди непроглядного мрака.
Словно мёртвое, заколдованное царство простиралось вокруг на сотни вёрст, и не слышно было человеческого голоса, ни всплеска рыбы, ни писка птиц. Шест бурлил, не доставая дна, и пенил невидимую воду, и тихонько колыхался плот, заброшенный и одинокий среди пустынного водного простора, среди холодного ночного мрака.
— Что ж это, никак к берегу не прибьёшься…
Мальчик тревожно стёр пот со лба и оглянулся: даже краёв плота не видно. Поднял голову — та же густая, непроницаемая, молчаливая темь, ни одной звезды.
— Аххх ты, бож-жа мой!.. хлопнул себя по бёдрам, поплёвывая на руки, и опять принялся работать шестом.
Время уходило, стали ныть руки и плечи, а кругом всё та же молчащая, холодная ночь, всё так же неизвестно где блуждающий плот. И это огромное молчание холодной, мёртвой темноты стало заползать в сердце тоской и отчаянием. Хоть бы крик, хоть бы всплеск! Ни одного живого существа.
Теперь он уже не представлял себе, где берег, к которому он ехал, и где тот, от которого отчалил. Всё одинаково кругом безмолвно-мертво. Работал наугад, лишь бы не остаться без дела и не отдаться отчаянию.
Брёвна от постоянной работы колыхались и стали расходиться под ногами. Наскоро связанный плот готов был развалиться. Мальчик с отчаянием работал, каждую минуту ожидая, что, как ключ, пойдёт между высвободившимися брёвнами в холодную воду и ляжет на далёкое мёртвое дно.
Он сел на корточки, положил шест и… заплакал. Заплакал беспомощными, детскими слезами, потому что в этом огромном чёрном погребе не было выхода.
— Дядька-а Силанти-ий!.. — закричал он тонким, детским голосом.
