Вопрос о тождестве мышления и бытия в домарксистской философии - [11]
Отвлекается Фейербах и от реальных сложностей социальных отношений между теорией и практикой, от разделения труда, которое «отчуждает» мышление (в виде науки) от большинства индивидов и превращает его в силу, независимую от них и вне их существующую.
В «Тезисах о Фейербахе» К. Маркс и устанавливает, что в непосредственном созерцании индивид имеет дело не прямо с природой, а с очеловеченной природой, т. е. с природой, как она существует в деятельности и через деятельность человека. А до природы «самой по себе» надо еще добраться. В созерцании она не дана.
Значит, не в созерцании, а в предметно-практической деятельности человек находится в непосредственном контакте с природой, в непосредственном «единстве» или «тождестве» с нею. В созерцании индивид находится с нею в опосредствованном единстве и опосредствующим звеном выступает практика.
В трактовке этого вопроса и заключается вся разница между фейербаховским пониманием «непосредственного единства субъекта и объекта» и пониманием его К. Марксом и Ф. Энгельсом.
Фейербах видит это «непосредственное единство» (тождество) субъекта и объекта, мышления и бытия, понятия и предмета — в созерцании.
К Маркс и Ф. Энгельс видят это «непосредственное единство» (т. е. тождество) субъекта и объекта, мышления и бытия, понятия и предмета — в практике, в предметно-практической деятельности.
Разница состоит именно в этом и только в этом, но вовсе не в том, что в одном случае такое «тождество» признается, а в другом отрицается.
А отсюда и два принципиально расходящихся пути решения проблемы, два пути исследования.
Поскольку Фейербах видит непосредственный контакт человека с природой в акте созерцания, постольку окончательного решения вопроса он, естественно, ждет от науки, исследующей [43] механизмы, обеспечивающие акт созерцания, — от физиологии органов чувств и мышления. Анатомия и физиология мозга индивида, раскрывающие «материальные» условия акта созерцания, — вот где находится, по Фейербаху, ключ к решению кардинальной проблемы философии.
А это и есть путь, ведущий в тупик, в частности в тупик вульгарного материализма и позитивизма. Ибо на частную науку — анатомию и физиологию органов восприятия и мышления — взваливается непосильная для нее задача, так как «материальные условия» акта созерцания и мышления находятся вовсе не только и даже не столько под черепной крышкой индивида, а прежде всего вне ее.
Это как раз тот самый слабый пункт позиции Фейербаха, который дал повод и возможность вульгарным материалистам типа Бюхнера и Молешотта (а также некоторым неокантианцам) считать Фейербаха своим предшественником и «не до конца последовательным» единомышленником.
Этот слабый пункт — антропологическая интерпретация «тождества мышления и бытия», мышления и материи мозга индивида; тезис, согласно которому мышление есть материальный процесс, протекающий в коре головного мозга, т. е. анатомо-физиологическая реальность.
Сам по себе взятый, вне контекста философской теории этот тезис не заключает в себе ничего ошибочного. С «медицинской точки зрения» он абсолютно справедлив: под черепной крышкой индивида, действительно, нет ничего, кроме совокупности нервно-физиологических структур и процессов. И пока человеческое мышление рассматривается с медицинской точки зрения, этот тезис отрицать нельзя, не переставая быть материалистом.
Но как только это антропологически-медицинское толкование «тождества мышления и материи» принимают за философское понимание и решение проблемы «тождества мышления и бытия», так материализм сразу же кончается.
И коварство такого оборота мысли заключается в том, что эта точка зрения продолжает казаться «материалистической». В самом деле, мышление человека — в отличие от гегелевских фантазий о нем — есть вполне материальный процесс, протекающий в коре головного мозга; под черепом нет ничего, кроме совокупности вполне материальных явлений; как таковые эти явления вполне познаваемы; все познанное можно практически воспроизвести в виде материальной «модели». Такая материальная модель мозга способна совершать все акты мышления, наглядно представить нам полное, безоговорочное и абсолютное «тождество мышления и материи», т. е. практически решить задачу, которую разные философы-идеалисты раньше старались решить «спекулятивно». Чем это не [44] материализм? В наши дни так же рассуждают некоторые поклонники кибернетики.
На материализм это, на первый взгляд, внешне похоже. И на подлинную позицию Фейербаха — тоже. На самом же деле, похоже лишь на слабые стороны его философской системы.
Однако эти и подобные рассуждения Фейербаха — лишь «кусочек» его действительной концепции «тождества мышления и бытия», как и вся философия Фейербаха — лишь «кусочек» материалистического толкования «тождества» мышления и предметности.
Настоящий Фейербах был умнее, чем некоторые его наследники, идущие от него «вперед» по пути вульгарного материализма.
Согласно Фейербаху, мыслят не «Я» и не «Разум». Это — его антитеза спиритуализму и субъективному идеализму. Но Фейербах прекрасно понимал, что истина и не в вульгарно-материалистическом понимании мышления. И положения, составляющие эту антитезу, в его концепции не менее важны.
На вопрос «Что на свете всего труднее?» поэт-мыслитель Гёте отвечал в стихах так: «Видеть своими глазами то, что лежит перед ними».Народное образование, 3 (1968), с. 33–42.
Как научить ребенка мыслить? Какова роль школы и учителя в этом процессе? Как формируются интеллектуальные, эстетические и иные способности человека? На эти и иные вопросы, которые и сегодня со всей остротой встают перед российской школой и учителями, отвечает выдающийся философ Эвальд Васильевич Ильенков (1924—1979).
Книга английского политического деятеля, историка и литературоведа Джона Морлея посвящена жизни и творчеству одного из крупнейших французских философов-просветителей XVIII века – Вольтера. В книге содержится подробная биография Вольтера, в которой не только представлены факты жизни великого мыслителя, но ярко нарисован его характер, природные наклонности, способности, интересы. Автор описывает отношение Вольтера к различным сторонам жизни, выразившееся в его многочисленных сочинениях, анализирует основные произведения.
Эта книга отправляет читателя прямиком на поле битвы самых ярких интеллектуальных идей, гипотез и научных открытий, будоражащих умы всех, кто сегодня задается вопросами о существовании Бога. Самый известный в мире атеист после полувековой активной деятельности по популяризации атеизма публично признал, что пришел к вере в Бога, и его взгляды поменялись именно благодаря современной науке. В своей знаменитой книге, впервые издающейся на русском языке, Энтони Флю рассказал о долгой жизни в науке и тщательно разобрал каждый этап изменения своего мировоззрения.
Немецкий исследователь Вольфрам Айленбергер (род. 1972), основатель и главный редактор журнала Philosophie Magazin, бросает взгляд на одну из величайших эпох немецко-австрийской мысли — двадцатые годы прошлого века, подробно, словно под микроскопом, рассматривая не только философское творчество, но и жизнь четырех «магов»: Эрнста Кассирера, Мартина Хайдеггера, Вальтера Беньямина и Людвига Витгенштейна, чьи судьбы причудливо переплелись с перипетиями бурного послевоенного десятилетия. Впечатляющая интеллектуально-историческая панорама, вышедшая из-под пера автора, не похожа ни на хрестоматию по истории философии, ни на академическое исследование, ни на беллетризованную биографию, но соединяет в себе лучшие черты всех этих жанров, приглашая читателя совершить экскурс в лабораторию мысли, ставшую местом рождения целого ряда направлений в современной философии.
Парадоксальному, яркому, провокационному русскому и советскому философу Константину Сотонину не повезло быть узнанным и оцененным в XX веке, его книги выходили ничтожными тиражами, его арестовывали и судили, и даже точная дата его смерти неизвестна. И тем интереснее и важнее современному читателю открыть для себя необыкновенно свежо и весело написанные работы Сотонина. Работая в 1920-е гг. в Казани над идеями «философской клиники» и Научной организации труда, знаток античности Константин Сотонин сконструировал непривычный образ «отца всех философов» Сократа, образ смеющегося философа и тонкого психолога, чья актуальность сможет раскрыться только в XXI веке.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
В сегодняшнем мире, склонном к саморазрушению на многих уровнях, книга «Философия энтропии» является очень актуальной. Феномен энтропии в ней рассматривается в самых разнообразных значениях, широко интерпретируется в философском, научном, социальном, поэтическом и во многих других смыслах. Автор предлагает обратиться к онтологическим, организационно-техническим, эпистемологическим и прочим негэнтропийным созидательным потенциалам, указывая на их трансцендентный источник. Книга будет полезной как для ученых, так и для студентов.
I. Современный мир можно видеть как мир специалистов. Всё важное в мире делается специалистами; а все неспециалисты заняты на подсобных работах — у этих же самых специалистов. Можно видеть и иначе — как мир владельцев этого мира; это более традиционная точка зрения. Но для понимания мира в аспектах его прогресса владельцев можно оставить за скобками. Как будет показано далее, самые глобальные, самые глубинные потоки мировых тенденций владельцы не направляют. Владельцы их только оседлывают и на них едут. II. Это социально-философское эссе о главном вызове, стоящем перед западной цивилизацией — о потере ее людьми изначальных человеческих качеств и изначальной человеческой целостности, то есть всего того, что позволило эту цивилизацию построить.
Статья опубликована в книге "Наука и нравственность" (Москва, 1971) из серии "Над чем работают, о чем спорят философы".