Воображала - [7]

Камера наплывает на солнце, солнце желтеет, тускнеет, подергивается дымкой.

Смена кадра

Мутно желтое тусклое солнце сероватого городского дня. Вид из окна высотного дома — того самого дома, из первых кадров. Камера захватывает руку с сигаретой (камера на уровне глаз курильщика).

Конти затягивается, выпускает дым красивой струйкой.

Вдруг камеру закрывают маленькие ладошки, в темноте звучит заливистый детский смех.

Камера выныривает из темноты назад, захватывая целиком стоящего у окна Конти и вскарабкавшуюся на стул и подоконник девочку. Конти оборачивается, подхватывает девочку на руки, кружит по комнате. Девочка смеется.

Камера приближается, пытаясь поймать ее лицо, но девочка смеется, трясет головой…

Голос Конти (тон отчаянно-решительный):

— Какая же ты у меня красивая!!!..

И в этот момент камере наконец удается поймать ее лицо.

Эхом продолжает звучать: «Красивая… красивая… красивая…»

Ее лицо больше всего похоже на лоскутное одеяло из-за множества разномастных шрамов и шрамиков разной длины. На нем не видно ни бровей, ни ресниц. Шрамы по-разному стягивают кожу, поэтому внешний угол левого глаза сильно приподнят к виску, а внутренний угол правого опущен, из-за чего глаз кажется вывернутым. Губы тоже перекошены по диагонали в незакрывающейся гримасе так, что видны мелкие неровные зубы.

И, хотя девлчка смеется, лицо это остается совершенно неподвижным…

Смена кадра

Конти открывает дверцу домашнего бара, улыбается:

— Заходите, заходите! Володя не слишком Вас напугал? Он иногда перегибает… Мы сегодня чисто мужской компанией, так что я за бармена. Что предпочитаете? Пиво? Что ж, в такую жару самое правильное… Так что там насчет диспансеризации, я как-то не совсем понял по телефону…

На его лице — выражение легкой заинтересованности, насмешливое такое и чуть снисходительное, словно он знает нечто, неизвестное собеседнику.

Голос его затихает, ответ Врача вообще не слышен, перекрытый звуками холла, по которому движется камера. Стук старинных часов с маятником, легкая ритмическая музыка (в мелодии отдаленно угадывается намек на «поп-корн», свободная вариация), шелест занавеси на окне. Обстановка темная, добротная, тяжелого неполированного дерева. У окна — огромная пальма, под потолок. Много пустого пространства, мебель расположена вдоль стен, деревянная лестница на второй этаж. Камера следует по ней, но не поднимается до конца, останавливается на полпути, показывая открытую дверь в кабинет.

В отличие от полутемного холла первого этажа, кабинет ярко освещен, полоса света падает из открытой двери на лестницу, голоса говорящих становятся громче, и не только потому, что Конти повышает голос:

— Уверяю вас, что вы заблуждаетесь…

— А я уверяю вас, что это исключено.

Голос Врача тоже слышен явственно, хотя говорит он негромко.

— Технически невозможно засекретить легальную операцию такого масштаба, пусть даже не будет публикаций, но слухи обязательно должны быть, хотя бы в профессиональных кругах, у меня все-таки богатый опыт… И, однако же…

— Повторяю — вы заблуждаетесь.

— Не понимаю, к чему это упрямоство?! Согласен, поначалу причины держать все в тайне, может быть, и были. Может быть! Операция явно была нелегальной, я уже говорил, возможно, проводивший ее хирург был когда-то дисквалифицирован. Возможно, у него не было диплома или лицензии, может быть, его считали шарлатаном или даже преступником. Видите? Я вполне это допускаю! Но ведь прошло столько лет!.. Никто не собирается предъявлять ему обвинение, наоборот! Человек, сумевший сотворить такое чудо, не должен оставаться в неизвестности! Мы должны помочь ему! У меня есть связи… Человек, сумевший хотя бы один раз в своей жизни провести подобную операцию…

На пару секунд музыка становится громче. Резкий скрип двери. Полосу света перекрывает выдвинувшийся откуда-то сбоку массивный силуэт. Подчеркнуто спокойный голос Конти:

— Володя, этот человек уже уходит. Проводите его, пожалуйста.

— Вы меня не так поняли! Я просто хотел…

— Благодарю вас, Володя…

Смена кадра

Конти берет с заднего сиденья автомобиля портфель, аккуратно прикрывает дверцу с тонированными стеклами. Начинает подниматься по длинным широким ступеням — неторопливо так подниматься, со вкусом.

— Послушайте, нам надо поговорить!

Конти ускоряет шаг.

Врач выныривает откуда-то сбоку, бежит рядом, пытается заглянуть в лицо. Говорит торопливо:

— Не понимаю вашего упрямства!.. Хорошо! Пусть!.. Я хирург, мне трудно поверить, но — пусть! Пусть не было операции, пусть, но ведь что-то же было, ведь было же?!.. Нетрадиционные методики, хелеры или кто там еще, я понимаю, да, понимаю, хотя мне и трудно поверить в подобное, но — пусть… Я даже в шаманство могу поверить — пусть, если оно работает, почему бы и нет… Но зачем отрицать очевидное? Зачем скрывать?!!

Не обращая на него ни малейшего внимания, Конти проходит через предупредительно распахнувшиеся зеркальные двери. Кивает охраннику.

Охранник, привстав, озадаченно меряет Врача цепким взглядом. Делает в его сторону движение подбородком, неуверенно спрашивает у Конти, остановившегося у дверей лифта:

— Это — с вами?

Конти еле заметно усмехается, качает головой.