Волшебный шар - [29]

— Но как я их найду?

— Тебе поможет во-первых, твой нюх, мальчик, и во-вторых, твой слух. У уйнурских коней на упряжи бубенчики, и их дорога пахнет полынью, которую они стелят на дно повозок.

— Но как же мои поиски? — в отчаянии спросил Женька, — ведь за десять дней и Луша уже может умереть!

— Тот человек, про которого я тебе рассказывал, живет среди уйнуров. Это старая Алатын-Сат. Если она не знает чего-нибудь, то никто в степи этого не знает.

Женька попросил Мартина еще раз, поподробнее, рассказать, как можно отыскать его друзей. После этого мальчик превратился в волчонка, и действительно, как когда-то предположил Шипсон, все верёвки ослабли. Женька легко из них выпутался. Он лизнул на прощание Мартина в нос и тихонько выскочил из тележки.

Уже почти совсем стемнело, и Женька юркой тенью проскользнул мимо лагеря хунни, и побежал на юго-восток. Мартин предполагал, что уйнуры в это время года кочуют где-то в южной части степи. К тому же, когда встанет солнце, Женька еще не убежит достаточно далеко — но против солнца хунни не разглядят его.

Он бежал всю ночь, а утром нашел старую сурчиную нору под небольшой кочкой и забился туда. Сначала он не входил даже хвостом вперед, пришлось немного разрыть вход, аккуратно сгребая землю вглубь, чтобы ямка оставалась незаметной. Весь день Женька пролежал в норе, и только когда стемнело, пустился в путь. Хунни наверняка искали его, и если бы заметили — плохо пришлось бы волчонку, лошади бегают быстрее. Всю следующую ночь он бежал на юго-восток, и только к утру остановился, чтобы поймать суслика. Очень уж хотелось есть.

На третий день Женька выбрался из очередного укромного местечка, когда только начало смеркаться. Он забрался на одинокий холм и огляделся. Степь была пустынна, ни друзей, ни врагов. Но вдруг он унюхал в вечернем ветре далекий запах дыма и лошадей. Женька снова принюхался, чтобы понять, не хунни ли это? Но чуткий волчий нос подсказал, что с запахом дыма смешивается сухой горький полынный дух. Женька спустился с холма и направился в ту сторону, откуда дул ветер.

К утру он набежал на широкую полосу примятой травы. Всего несколько дней назад здесь проезжали повозки, и проходили много овец, и проезжали всадники. Оставалось только определить, откуда — и куда они проехали, чтобы не пойти в противоположном направлении. Конечно, опытный волк разобрался бы в следах не хуже, чем опытный разведчик — но Женька-то не был ни тем, ни другим!

Волчонок как следует обнюхал дорогу и решил, что множество лошадей и повозок, с которых сыпалась труха сухой горькой травы, ехали на юг. Он посидел в задумчивости, почесал задней лапой ухо, и решил догонять уйнуров в человеческом облике. Бежать, конечно, труднее, зато не будет недоразумений при случайной встрече. Степь не лес, незаметно перевернуться не получится.

Всего через час оказалось, что Женька рассудил правильно. Издалека донесся оклик, и Женьку догнал всадник на высокой серой лошади. Женька сначала испугался, не хунни ли он, но на молодом парне была круглая, а не заостренная меховая шапка, на его одежде не виднелось никаких амулетов, и на сбруе его коня весело позвякивали бубенчики.

— Привет, путник, — дружелюбно сказал он сверху, подъехав поближе, — что с твоим конем?

— У меня нет коня, — ответил Женька, — я ищу народ уйнуров.

— Я уйнур, — улыбнулся парень, — но это не ты меня, а я тебя нашел. Пешком по Великой Степи много толку не находишь.

— Я ехал с Мартином Шпандауэром на его повозке… Но хунни все отобрали. Он просит помощи.

— Ай, — сказал парень, — чудак Мартин? А хунни с ним хорошо обращаются?

— Боюсь, что нет, — ответил Женька, — они хотели в полнолуние нас сжечь. Только я убежал и вот ищу уйнуров, чтобы они выручили Мартина.

— Так ты к полнолунию хорошо, если только полдороги пройдешь, — недовольно сказал парень, — ну-ка, садись. Я отвезу тебя к Алатын-Сат, прямо сейчас. Мои дела подождут.

Он наклонился, легко подхватил Женьку и посадил у себя за спиной.

— Зови меня Тамир-Лен, — сказал парень.

— А меня Женька.

Тамир-Лен легонько хлопнул лошадь ладонью, и она легко побежала вперед.

— Посмотри, Джень-Ка, — сказал Тамир-Лен, — наша земля — огромная и певучая. Ветер гладит траву животом, и лошади летят в нем, обгоняя орлов. Копыта стучат в нее, и она гудит, звенит, как бубен. Нет прекрасней земли, чем Великая Степь.

Женька подумал и ответил:

— Я тебя понимаю. Но в Зеленом Лесу, и на берегу Мирного Океана мне говорили то же самое. Каждый любит свою родину.

Тамир-Лен засмеялся.

— А ты молодчина.

Лошадь Тамир-Лена легко несла двух седоков, и всего через три или четыре часа Женька различил впереди как будто россыпь бисеринок на гладкой, как скатерть, степи. Постепенно бисеринки приблизились, стали различимее и превратились в несколько групп круглых домиков, крытых шкурами. Вокруг, насколько хватало глаз, паслись небольшими табунами лошади, а в отдалении — стада овец, похожие на спустившиеся с неба облачка.

— Послушай, Тамир-Лен, — спросил Женька, — а почему хунни такие недоверчивые, а ты вот, наоборот, ни в чем плохом меня не подозреваешь? Ведь вы в одной степи живете, а такие разные?