Волшебный лес - [38]

Скажу вам честно, я чувствовал себя опустошенным и от волнения даже не ощущал дыхания моря, которое несло меня прямиком к моей цели.

Выглянул первый солнечный луч, тронул гребни волн и заалел на лысой макушке отшельника — его тело все еще следовало своим странным путем, повернувшись на бок, с глазами, уже побелевшими от соли.

Он вкушал только воду, она касалась его уст, заливала их, искривляла гримасой, потом неизбежно накрывала его в своем вековечном колыхании.

Я летел очень медленно. Огигия открылась передо мной, озаренная первыми утренними лучами, плясавшими на кудрявой зелени и на верхушках деревьев. День был ясный, но довольно-таки душный, с неба уже изливался зной.

Теперь солнечные лучи снопами исходили на землю, захватывали пространство моря, и движение волн стало еще бесконечнее, еще неуловимее. Джузеппе все еще плыл за мной, весь залитый солнечным светом, равномерно покачиваясь на волнах, воздвигнувших вокруг него обширную непреодолимую преграду.

Скоро буду на месте, думал я.

Не раз я спускался к воде, чтобы освежиться и прогнать вялость, летел то высоко, то над самой водой. Мое крыло чертило едва заметную линию на поверхности воды. Через мгновение она исчезала. На поверхности показались рыбы, они темными пятнышками облепили тело отшельника — быть может, хотели спастись от него, уйдя в его тень, или же хотели напасть на него сами.

Я решил лететь вперед, пока не станет жарко. Летел я с удовольствием, на небольшой высоте, рассекая наискось легкий встречный ветерок.

И вот я достиг Огигии. Остров был невелик, удобен, богат зеленью и отделен от остального мира обволакивающей пеленой одиночества.

— Наконец-то! — воскликнул я.

На горизонте в красных лучах зари вырисовывались Атласские горы. Я уже не видел Джузеппе или, точнее, не хотел высматривать его в лазурной шири, где волны встречались и расходились в вечном круговороте. У самого берега рос тамариск, я забрался в него, прикрыл глаза крылом и заснул под шум прибоя.

Проснувшись, я обнаружил поблизости маленькую пещеру; ее ограждала стена серых скал, содрогавшихся от ударов волн.

Я подкрепился мелкими рыбешками, поймать их было совсем нетрудно: если кому-то и удавалось удрать, милосердная волна тут же приносила мне новых.

А тут неплохо, подумал я.

Я обследовал остров, он ничуть не походил на скалистые земли Атласа; я охотно навестил все его уголки, полюбовался быстрыми реками и пышной зеленью. Потом вспомнил о луне: она должна была вскоре взойти; она странствовала где-то далеко по воздушным рекам, а теперь эти реки принесут ее сюда, к горам, и я смогу ее увидеть.

Как только солнце, отделенное красной линией от горизонта, упало в море, я снова увидел тело Джузеппе: оно плыло к острову.

Я сел на ветку дуба. Какая-то птица с пронзительным криком унеслась прочь. Я чувствовал себя разбитым и ко всему равнодушным.

Отшельник плыл по прямой, волны обнимали его со всех сторон, никто не докучал пустыми разговорами; он наслаждался вдвойне, качаясь на волнах и оставаясь глухим ко всему. Деревья, скалы, лощины Огигии при свете заката принимали бесчисленное множество форм. Свет понемногу сходил с поверхности моря, поднимаясь воздушными путями и отклоняясь к западу.

Джузеппе откатывался назад, словно хотел вернуться вспять, в нескончаемой чреде вращений, но вдруг порыв ветра решительно направил его прямо к острову. Вот он доплыл и уткнулся ногами в желтый песок, который мягко взвихрился от толчка. Рыбы клевали ему руки, опустившиеся на дно, — ноздреватые, недоступные моему взору, будто затерянные в пустоте, все окрашивающей красным.

Я созерцал угасание дня, еще источавшего солнце, но втайне ждал Селену — она должна была подать мне знак или послать весточку после долгой прогулки в небесах.

Старик в волнах вдруг вздрогнул, приподнялся, словно хотел сесть и рассмотреть землю, куда его занесло, но это длилось всего мгновение, пока волна не опала.

Он зацепился за куст зеленых водорослей, росший на дне и опутавший ему руки тончайшей сетью. Его заносило песком и ракушками, они мешали его разглядеть, портили мне весь вид. Он еще раза два покрутился, и все вокруг него заколыхалось.

На остров опустился вечер. Стало еще тише, слышалось только журчание источников возле пещеры. Край горизонта ожил от прикосновения света.

— Вот Селена! — сказал я, прыгнув на самую верхушку дуба.

Взошел Орион, а повыше Медведица — белоснежное здание, построенное из огня и воздуха и попиравшее море и тело отшельника, словно бесформенную кучу песка и водорослей. Меж тем первые лунные лучи покрыли волны светящейся сетью.

Наконец появилась луна: рога ее по краям были почти черными, но заключали в себе слепяще-белое вещество.

— А вот и она, — сказал я.

Светило разливало вокруг тихую умиротворяющую радость.

Я ждал, когда она оторвется от Атласских гор, мне не терпелось узнать об участи Тоины, Панеция, Аполлодора. Порою я взглядывал вниз, на волны, и мне казалось, что луна подымается из пучины, оставив там свою отметину — большое бледное светящееся облако. Мне не было никакого знака. Не слышал я и постукивания клюва Панеция. Коварная тишина поднималась из морских пещер и с недвижных деревьев Огигии.