Волшебный двурог - [162]

— Эту басню Крылова? — сказал Илюша. — Ну конечно, знаю!

— Нет, — отвечал Радикс, — басня — это еще не конец. Конец находится в одной арабской сказке. Говорят, что это неверно, будто бы Шехерезада кончила рассказывать свои сказки в тысяча первую ночь. На самом деле, как я слышал, она еще и потом рассказывала свои замечательные истории. И вот послушай, что она рассказала в тысяча вторую ночь. «Дошло до меня, о счастливый царь, — сказала Шехерезада, — что некогда один старый Павиан пришел к Ворону, поклонился ему и ска-

— 469 —

зал: «Да продлит аллах твои дни, о Ворон! Я пришел к тебе, потому что имею великую нужду».

Борон отвечал: «Я из породы птиц, имя мое Ворон. Я мудрец, писец, чтец и предсказатель, я листаю книгу прошедшего и будущего, я знаю искомое и вижу взыскующего, я толкую сны, открываю клады и черчу гороскопы, я владею тайной и обладаю доказательством. А живу я один век и одно столетие. Что ты хочешь от меня, серая собака?» Павиан отвечал: «Моя госпожа прислала меня к тебе. Ты писец проницательный! Я целую прах у ног твоих и говорю тебе: напиши письмо!» Ворон отвечал: «Уплати мне три дирхема!» А когда деньги были уплачены, Ворон воскликнул: «Слушаю и повинуюсь! Кому и о чем должен я писать?» — «О Ворон, — отвечал Павиан, — моя госпожа вдова, она из породы обезьян, и имя ее Мартышка. Дряхлость пришла к ней, и она в старости слаба глазами стала…» — «Эту басню я уже слышал. Продолжай!» — «Увы мне! — отвечал Павиан. — Увы, покровитель бедных, если ты знаешь эту басню, то мне нет нужды повторять ее. Но слушай, что было дальше и что привело меня к тебе. Когда очки сынов Адама не помогли госпоже моей, то некий могучий Джинн посоветовал ей поискать очки у себя в лесу, а госпожа моя сказала: «О Джинн, отец ужаса! У кого же в лесу могут быть очки?» И тогда страшный Джинн высунул язык из правого глаза я громко захлопал ушами, которые росли у него на месте носа, поднял свое левое копыто, посреди которого сиял адским пламенем его глаз, и прошипел: «Слушан и внимай, о мать обезьян! В лесу очки есть у очковой змеи!»

Ворон сказал: «Хвала аллаху! Он знает, зачем дал обезьяне скорлупу дохлого жука вместо головы, чтобы она вызывала безобразных духов и слушала их речи, которых не станет слушать даже безумец. Знаешь ли ты, косматая собака, сын собаки и отец тысячи лысых собак, что такое очковая змея?» Павиан весь затрясся от страха и прошептал: «Аллах велик! Я ничего не знаю. Я только припоминаю, как учила меня

— 470 —

мать моя, что я погибну в ту минуту, когда узнаю это!» Ворон ответил: «Узнай же, что это неприступный владыка, мрачный визирь вечной тьмы, которую он носит в зубе. Узнай еще, что когда ему приспеет время служить тьме и он ответит ей: «С любовью и охотой», то он надевает клобук ярости, и на нем-то он носит свои страшные очки, которые есть знак разрушения. Если ты увидишь их, то не успеешь сосчитать, сколько у тебя пальцев на руке, как уже коршуны будут слетаться на твою падаль!» Павиан вытер слезы и сказал: «О покровитель павианов! Ты мудрец и чтец будущего! Госпожа моя проливает слезы и не принимает пищи. Она, как я сказал тебе, слаба глазами стала и недавно чуть не съела мою старую туфлю, приняв ее сослепу за банан. И шакал шел за ней по пятам и поносил ее по всему базару, ибо она дернула его за хвост, потому что ей показалось, что это гроздь винограда. Что делать, покровитель бедных? Госпожа моя плачет и не знает сна. А я сплю с испуганным сердцем, и дни мои гибнут в пучине размышлений. Кланяюсь тебе и лобзаю прах у ног твоих. Напиши раболепное письмо отцу мрака!»

«Аллах велик! — отвечал ему Ворон. — Я живу в чистом воздухе и ночую на вершине пальмы, а отец мрака не охотник подниматься высоко. Давай писать!» И Ворон сочинил раболепное письмо тому, кто носит разлуку с солнцем в своем зубе, а Павиан стоял и дрожал от ужаса. А потом Ворон сочинил еще письмо соседке Мартышки и еще одно письмо соседке тетки Мартышки, а всего он сочинил три письма и надписал три конверта. И когда Павиан пришел к своей госпоже, та обрадовалась, понюхала письма и сказала своему слуге Павиану: «Заклей их в конверты и опусти в почтовый ящик!» Павиан отвечал: «Слушаю и повинуюсь!» Но прошли дни и недели, а ответа не было. И снова пошел Павиан к Ворону, тот опять написал подобострастное письмо очковой змее и еще три письма, а всего он написал четыре письма. И с ними Мартышка приказала поступить так же. И снова прошли дни, а ответа не было. И еще раз пошел Павиан к Ворону, они сочинили еще одно письмо хмурому султану тьмы, который носит клобук нежданного ужаса, и еще четыре письма, а всего они написали пять писем. И снова не было ответа. И тогда Мартышка отправилась за советом к Джиннии, чье безобразие славилось на весь подземный мир и от чьего вида тошнило даже гиену.

Джинния стала колдовать и палить жабью печень, поджелудочную железу утконоса и евстахиеву трубу пиявки, умершей от огорчения в разлуке со своим пиявом. И когда Джинния начадила так, что сама стала чихать и кашлять, то возопила:

«Горе тебе, о мать бедных! Горе тебе, дитя опрометчивости! Ты отдала свои письма и конверты слепому пустомеле и дур-