Волшебная сказка Нью-Йорка - [56]

— У меня, может, на рассказ целый час уйдет.

— Я подожду.

— Да и народу здесь слишком много, чтобы стоять, пока я тебе буду рассказывать.

— О'кей. Давай зайдем в кафе. Куплю тебе чашку кофе.

— Послушай, мистер, ты сам рассуди, если я пойду с тобой пить кофе, я же не смогу сшибать десятицентовики у людей, которых не интересует история моей жизни. Как насчет того, чтобы оплатить мое время и вообще издержки.

— Рискни, может, и оплачу.

— Слушай, друг, при моей жизни еще и рисковать это все равно, что прыгать в Большой Каньон с арканом на шее. А сам-то ты кто. На фига тебе история моей жизни.

— Пока не знаю. Но согласен рискнуть.

— Приятель, давай договоримся. По честному. Сейчас ты даешь мне десять центов. А завтра мы встречаемся здесь в это же время.

Кристиан смотрит ему в глаза. Нужно лишь слегка пройтись по лицу. Щеки сделать немного полнее. Вымыть шампунем и расчесать волосы, чисто побрить, и он будет отлично смотреться в гробу. Нанять скорбящих. И может быть, из его одежд выбежит таракан. Вроде того, о котором рассказывал Джордж, удиравшего по краю старого бальзамировочного стола и так разозлившего Вайна, что он лупил по мраморной столешнице бутылками и все не мог попасть по удиравшему насекомому и весь облился бальзамировочной жидкостью.

— Нет, ты только взгляни, видал, что делается. Пока я с тобой толкую. Глянь, сколько подачек я может быть упустил. Куча людей прошла, которые могли дать мне аж по четвертаку. А я застрял тут, препираюсь с тобой и ничего еще не заработал. Так недолго и по миру пойти.

— А ты, выходит, по миру еще не пошел.

— Нет, друг, ты погоди. Почему это я должен отчитываться перед незнакомым человеком о состоянии моих финансов.

— Почему бы и нет.

— О черт, приятель, я уже дюжины две клиентов упустил. Слушай, ради христа. Забудь, что я тебя о чем-то просил. Давай так, я даю тебе десять центов и ты идешь своей дорогой, а я своей, как насчет этого.

— Годится.

— Иисусе-христе, это ж с ума можно спятить, во что превратился бы мир, если бы все были такими, как ты. На. Держи.

— Спасибо.

— О господи, приятель, не надо меня благодарить. Тебе спасибо.

Кристиан опускает монетку в карман темного твидового жилета. Проходит мимо овощного магазина, зеленые перчики, пухлые красные и желтые помидоры, лиловые баклажаны, фрукты, горками сложенные на тротуаре. Купи себе яблоко. За пять центов. И еще за пять позвони.

Кристиан заходит в аптеку. Стеклянные шкапы, забитые лекарствами от пола до потолка. Запахи мыла, зубных паст, пудр пробиваются сквозь глянцевые упаковки. Усатый мужчина в белой куртке. Улыбается из под очков. Счастлив за своей небольшой конторкой, на которой он смешивает снадобья. Черпая из хранилища накопленных им познаний. Являешься к нему с пожелтелым лицом, он дает тебе синюю пилюлю, и ты уходишь зеленый. Способствует усвоению солнечного света. Сейчас он втолковывает рассматривающей зубную щетку женщине, что в прошлом году дантисты говорили, будто чистить зубы следует движениями вверх-вниз, а в этом году говорят — взад-вперед, так что наверное самое лучшее это совершать круговые движения, пока они между собой не договорятся.

В телефонной будке Кристиан вверх-вниз водит пальцем по именам. Записывает номер на обороте визитной карточки Вайна. Вставляешь монетку в щель и слышишь, как она, звеня и звякая, падает. Далеко за многоквартирными утесами Бронкса, там где в лесах и в юной зелени проходит северная граница города, звонит телефон. На другом конце многомильного провода. Алло. Алло.

— Будьте добры, могу я поговорить с мисс Грейвз. С Шарлоттой Грейвз.

— Я слушаю.

— Это Корнелиус Кристиан.

— О, привет, как чудесно, что ты позвонил. Знаешь, просто удивительно, я всего минуту назад о тебе вспоминала. Вернее, о моем самом первом свидании. С тобой.

— А не могли бы мы куда-то пойти. Еще раз. Сегодня.

— Ой, я бы с радостью, но я сегодня в гости иду.

— О.

— Погоди, а может и ты со мной пойдешь.

— Это было бы наглостью.

— Да нет. Ничего подобного. Пожалуйста. Пойдем. Я могу привести с собой, кого захочу.

— О'кей.

— Может быть, заглянешь ко мне. Это как раз по дороге. Помнишь, где я живу.

— Отлично помню. Когда.

— В восемь. Ой, Корнелиус, мне прямо не терпится с тобой повидаться, господи, я так рада, что ты позвонил, просто как с неба свалился.

— Ну хорошо. Значит, до вечера.

— Да.

— Всего доброго.

— Всего доброго.

Таскайся теперь по улице. Пустое время. До восьми часов. Отдай его Фанни. Она будет ждать. Что я возвращусь. Трепеща страхом. Как затрепетал, когда она опять рассказала мне обо всех этих солопах, одновременно засаженных ей в глотку. О том, как она сверхъестественно содрогалась в приступе истерического восторга. Ласковые белые струи, стекающие по рукам. Нежное шевеление в горле, взад-вперед. Странно усталое выражение, растекающееся по ее тонкому лицу. Два потемневших глаза словно плывут по разгладившейся, умягченной семенем коже.

Корнелиус Кристиан пересекает улицу и входит в Центральный Парк. Взгляни себе под ноги и увидишь множество вдавленных в асфальт колпачков от бутылок. Чета толстых серых белок удирает от собаки на дерево. Вся эта огромная страна. Один гигантский возбудитель аппетита. Чудовищное оскорбление для чувствительной души. Подойди к первой попавшейся благопристойной даме из тех, что сидят по скамейкам. И спроси. С ужасающей вежливостью. Не могу ли я воспользоваться вашим служебным входом, мадам. Для доставки катастрофического пистона. От вашего местного поставщика.