Теперь Надино платье шилось в шесть рук ранними утрами и поздними вечерами, пока отец семейства отдыхал у себя в комнате. Тетя Таша и Клавденька торопливо набрасывали стежки за стежками, наметывали, прикидывали отделку, примеряли нежные облака прозрачной вуали на Наде. Даже Шурка помогала им, как могла: она спарывала наметку, вынимала нитки, пришивала кнопки, приметывала кружева. Одна Надя ничего не делала, слоняясь из угла в угол, мешая работавшим праздными, ни к чему не ведущими расспросами, критикуя каждый штрих, каждую складку.
Уже рано утром в четверг платье было готово и тщательно разглажено на постели в Надиной каморке. Накануне с вечера было испрошено у Ивана Яковлевича разрешение идти Наде к Ртищевым на целый день. Иван Яковлевич разрешил на этот раз безо всяких задержек. Поправившийся было в первое время своего пребывания на даче, он снова почувствовал теперь значительное ухудшение в состоянии своего здоровья и почти не покидал постели.
От волнения о предстоящем ей удовольствии Надя проснулась в четверг чуть ли не с петухами и к двенадцати часам была уже совсем готова. Она, действительно, казалась прехорошенькой нынче. Розовое облако вуали окружало ее хрупкую изящную фигурку, оттеняя легким заревом нежное личико, к которому никак не мог пристать здоровый деревенский загар. Тетя Таша собственноручно расчесала пышные белокурые волосы девочки и, заплетя их в две косы, уложила их двумя венчиками на маленькой головке. Получилась очень эффектная прическа. Надя то и дело заглядывала в зеркало и не могла в достаточной мере налюбоваться собою. От обеда она, разумеется, отказалась, говоря, что ее ждет великолепный обед в генеральском доме.
— Куда уж нам перед генеральским-то! — не могла не заметить Клавденька, недовольная поведением Нади и ее небрежным отношением к окружающим.
Но ее замечание даже не достигло до слуха Нади. Накинув на голову легкий газовый шарф, из-под которого как-то особенно мило выглядывало белое нежное личико с сияющими от удовольствия глазами, чмокнув на ходу тетку и кивнув головою сестре, Надя быстрой птичкой выпорхнула из скромного домика.
Был уже второй час в начале, а Ртищевы приглашали ее на шоколад ровно к двум. Надо было спешить. Впереди предстоял еще довольно продолжительный путь к Новому Петергофу.
* * *
— Ну, наконец-то! А мы думали, что ты уже не придешь. — И Наточка Ртищева, вся в белом, с белыми розами в волосах и у корсажа платья, веселая, радостная, как в подобает быть новорожденной, протягивает Наде обе руки и звонко целует ее в щеку.
— Да какая же ты нарядная и хорошенькая! — не удерживается, чтобы не сказать, Наточка, окидывая подругу любующимся взглядом.
Сама Наточка совсем нехороша собою: у нее неправильное лицо, вздернутый нос, слишком толстые щеки. Но глаза очень хороши: карие, добрые, с поминутно зажигающимися в них ласковыми огоньками.
Надя польщена. Все лицо ее вспыхивает румянцем смущения и радости от похвалы подруги. Тем более что кое-кто из присутствующих расслышал лестные для нее, Нади, Наточкины слова.
В большой плющевой беседке, находящейся посреди сада, собралось целое общество. Это по большей части молодежь, подростки. Красавица Нона Ртищева сидит на председательском месте и разливает шоколад из большой серебряной миски в изящные фарфоровые чашечки. Леди Пудлей и Митя помогают ей хозяйничать. Гостей, помимо обычного юного общества, посещающего Ртищевых, кроме обеих княжен Ратмировых, братьев Штейн, Зоиньки Лоренц, Софии Голубевой и «неунывающей тройки удалой», как прозвал своих племянников Стеблинских Петр Васильевич Ртищев, было еще человек двенадцать, совершенно незнакомых Наде. Здесь несколько товарищей по классу Мити Карташевского, двое пажей, одноклассников Никса и Ванечки, и две-три барышни. Все очень нарядно одеты во все светлое, и лица у всех сияющие и довольные.
— Ура! — закричал Ванечка при виде Нади, нерешительно остановившейся на пороге, при виде стольких чужих. — Пришли-таки; а мы думали, что вы уже так и не придете. Я уже взял у кузины Ноны три чайных полотенца на случай слез неутешных, а вот они и не понадобились. Ура! Вместо слез горьких предпочитаю выпить за ваше драгоценное здоровье чашку сладкого шоколада! — и Ванечка одним духом осушил чашку, самоотверженно обжигая себе рот и делая изумительные гримасы.
— Ой-ой, какой смешной! — раскатилась своим безудержным смехом младшая из сестриц-княжен, Лоло, при виде корчившего рожицы Ванечки.
— А мне так вовсе не до смеха… Этот нелюбезный шоколад пребольно жжется, — отдуваясь и округляя глаза, дурачился мальчик.
— А ты потри себе язык мылом — от ожогов помогает прекрасно, — с невинным видом посоветовал брату Никс.
Все рассмеялись. Сердобольная Нона предложила Ванечке лимонаду со льдом.
— Не хочешь ли фруктов или конфет? — угощала в то же время Надю Наточка.
— А почему вы своего брата не привели с собою? — шепотом осведомился Митя Карташевский, придвигая Наде чашку с ароматичным дымящимся шоколадом.
«Вот еще новости — приводить с собою Сережу: да он двух слов связать не сумеет в обществе, да и костюма у него нет подходящего», — вихрем пронеслось в белокурой головке Нади, но она только любезно улыбнулась в ответ на слова Мити и пробормотала что-то о несуществующем недомогании брата.
