Вольные упражнения - [24]

Шрифт
Интервал

— Да, в этом она, безусловно, права, — задумчиво заметила Таня.

Они потихоньку доехали до городского парка. Точнее даже это и не парк был совсем, а большой заросший кустарником сквер. Халиков медленно катил кресло по узким аллеям, под колёса периодически попадались мелкие камешки. Народу в парке было немного, так как редкие чахлые деревья не спасали от летнего зноя.

— Кстати, Панов тоже уходит из школы, — вспомнил Халиков ещё одну новость.

— Как? — Таня даже развернулась в кресле и посмотрела Халикову в глаза. — И он тоже?

— Да! Ходят слухи, что он вслед за Еленой решил податься. Во всяком случае, родители его приходили и документы из школы забрали. Так что в следующем году его тоже не будет.

— Жаль.

— А вот мне его совсем не жаль. Он сильно изменился, когда Елена его на поруки взяла… в худшую сторону.

— А он обо мне ничего не говорил на встрече?

— Нет. Молчал, когда все твой поступок обсуждали. Тупо сидел и молчал.

Желая отойти от неприятной темы, Халиков внезапно предложил:

— А хочешь попробовать поймать ветер?

— Что поймать? — не поняла Таня.

— Ветер! Мы в детстве так делали. Ничего сложного: нужно только закрыть глаза.

— И?..

— И расставить руки в стороны. И… всё, — Халиков на мгновение замялся. — И получать удовольствие от ветра.

Он уже подумал, что его идея оказалась неуместной, но Таня вновь повернулась к нему, и он заметил в её глазах задорный огонёк.

— А давай попробуем!

— Тогда з-закрываем глаза! — скомандовал он. — Руки в стороны, как у самолёта.

Таня послушно исполнила его требование. Он развернул кресло на прямую и более-менее ровную дорожку.

— А теперь поберегись! — и Халиков, завалив немного кресло на себя, пустился что было силы бежать вперёд по парковой аллее.

У Тани перехватило дыхание. С закрытыми глазами она не могла понять, с какой скоростью едет и куда. Но ветер действительно появился. Он дул прямо в лицо и разведённые в стороны руки. Кресло жалобно поскрипывало, подскакивало на ухабах, но дорожка и вправду была ровной, так что Халява смог разогнаться как следует, не опасаясь, что старенькое инвалидное кресло попросту развалится на части.

— Пристёгивайте ремни, идём на взлё-ёт! — кричал Халиков, распугивая редких прохожих. Те только отскакивали в стороны и крутили пальцем у виска.

Олимпийка Тани развевалась где-то за плечами. Она развела пальцы рук в стороны, словно и вправду хотела поймать ветер, который струился по её лицу. Она в любой момент могла открыть глаза, чтобы ориентация в пространстве вернулась, но ей не хотелось этого делать. Тогда полностью пропало бы ощущение лёгкости и полёта, которого она не испытывала уже так давно.

Халиков уже тяжело дышал, и чувствовалось, что он скоро выдохнется, но бега он не замедлял. Дорожка пошла под гору, и это только увеличило скорость.

— Ура-а-а! — закричала Таня, не в силах больше удерживать эмоции. — Лети-и-им!

— Ура-а-а! — в унисон закричал Халиков.

Впереди дорожка резко поворачивала на подъём в гору.

Почти не сбавляя скорости, Халиков вписался в поворот, кресло накренилось на бок, колесо громко заскрипело.

— А теперь… посадка! — он что было силы закрутил кресло. Таня, чтобы не вывалиться, ухватилась за ручки. Нехитрое средство передвижения подскочило и, свернув с дорожки, остановилось на газоне.

Халиков прыгнул в траву, перекувырнулся через голову и распластался на спине, переводя дыхание.

— Всех с удачной посадкой, — произнёс он. — Надеюсь, транспорт уцелел?

— Кажется, уцелел, — Таня подёргала колёса взад-вперёд. Вроде бы держались.

Халиков, не вставая с травы, повернул голову и увидел, что Таня улыбается. Он даже не поверил своим глазам. Роясь в закоулках своей памяти, он не мог вспомнить момента, когда видел Таню улыбающейся. Он помнил только её сосредоточенный, целеустремлённый, немножко дикий взгляд и опущенные вниз кончики губ. Судить о Танином настроении по её лицу было практически невозможно. Оно редко когда меняло выражение, что для других девушек было совсем не свойственно. Теперь же Таня, сидя в инвалидном кресле у парковой дорожки, улыбалась совершенно искренне и по-детски.

— Тань, а у тебя такая красивая улыбка, — попытался Халиков сделать комплимент.

Но Таня словно не расслышала его слов.

— Федюнь! Полёт был супер! — она вытянула вперёд руку с поднятым вверх большим пальцем. — Пилоту зачёт!

— Вообще, в детстве финал у этой игры был другой, — усмехнулся Халиков.

— Какой же?

— Пилот резко останавливался в самый неожиданный момент, и экипаж из коляски или там тачки, смотря на чём катались, катапультировался вперёд головой… обычно в кучу сена или навоза.

Парк огласился звонким Таниным смехом. Халиков и сам не смог удержаться, вспомнив, как комично в детские годы при подобных катаниях он или другие мальчишки вылетали из тачек, кубарем катились по траве и заканчивали свой маршрут в куче какого-нибудь мусора.

— А что же ты сейчас так не поступил? — сквозь смех спросила Таня.

— Так у тебя же… — начал было Халиков, но вовремя исправился: — Девчонок мы не катапультировали! Никогда! — добавил он, поднимаясь с травы.

Федя умолчал о том, что девчонок они вообще не брали, считая такие игры исключительно мужскими.


Рекомендуем почитать
Слоны могут играть в футбол

Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.


Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.