Волхов не замерзает - [9]
Слезы иссякали. Жизнь колдовского, болотного царства осторожно вплеталась в Мишины мысли, успокаивала, как прикосновение материнской ладони. Только бы не бояться немцев! Они с автоматами, они с виселицами — так? Все равно нельзя их бояться!.. Выглядывает из-под воды лютик. Лютый цвет. Царь-зелье. Одни листики у него над водой, другие — под водой… Если вот так же?.. Днем разговаривать с немцами, шутить, улыбаться, а ночью закалывать их кинжалами, убивать, уничтожать; оставлять страшные записки: «Смерть фашистским захватчикам!»
Листья над водой, листья под водой.
Спотыкаясь, по кочкарнику бежала мать. Они бросились друг к другу.
— Сынок!.. Убежал, а мама мучайся. Ты не должен, слышишь, не должен покидать меня. Кругом враги.
— Прости, мама…
Они опустились на мох. Молчание. Сколько еще страшного предстоит пережить?..
…Сыновья, ученики отвернулись бы от нее, если б она избрала другой путь, нежели тот, который втайне избрала. Сама она ничего не боится. Но сын ее, ее младшенький, — он так еще мал! Как сохранить его? Только бы с ним ничего не случилось. Хотелось на все болото закричать «не отдам!».
— Что ты, мамочка?
Сын заглянул в глаза матери, прочитал во встревоженном ее лице печаль, нежность. Мама и не знает, какой он сильный! Вот что: испугался он сегодня, плакал — все это в последний раз. Унижаться перед этими гадами? Ни за что!.. Афишируют, что с ними бог — выбили на пряжках поясов «Готт мит унс», и мучают людей. Пусть они нас боятся! Листья над водой, листья под водой…
— Солнце заходит. Пойдем, простудишься мама…
ЛИСТЬЯ НАД ВОДОЙ, ЛИСТЬЯ ПОД ВОДОЙ…
Опасными стали большие дороги. Не перейти железнодорожную линию, не пробраться к подпольным группам в Речках и Учно. Тем не менее ходили со старскими подпольщиками в разведку. Сведения раздобыли важные, помогли бойцам разгромить фашистский штаб в Болоте.
Вот бы теперь и послать депешу в Смольный: «Кочующее орудие действует!» Нет связи с Ленинградом.
Павел подходил к Должино. У проселка он услышал быстро приближающийся шум мотоциклов. Уже не успеть, не спрятаться! Мотоцикл круто развернулся перед Васькиным. Жандарм спустил с педалей ноги на землю, наставил автомат.
Павел оглянулся. Позади — еще один мотоцикл, с коляской. Накреня коляску, вылез унтер-офицер полевой жандармерии. Парабеллум в его мясистых пальцах казался игрушечным.
— Руки поклядывай за спину!
Автоматчик вывернул у задержанного карманы.
Павел разобрал только одно слово «партизанен», унтер по-немецки говорил жандармам:
— Мне его рожа не нравится. Партизан. Отведите за тот камень…
«Глупо кончается. Еще ничего не успел… Пять шагов до валуна… К черту! Разве я не знаю своих сил?» Руки Павел так и держит позади, как велели жандармы. Еще немножко просунуть пальцы за ремень под рубашку…
Миг — и Васькин бросается к валуну. Откидывает правую руку. Бросает гранату. Пригибается. Комья земли падают на спину. Грохот. Пламя. Стелющийся дым…
Павел несется легкими скачками, как птица, готовая оторваться от земли. Петляет между валунами.
Очередь из автомата. Обвисают простреленные лапы елей, с треском падают сучья.
Справа низкорослые березки. Тянет гнилью с болота.
«Тью… тью… тью…»
Теперь он пробирается сквозь высокий малинник. Все мягче почва под ногами. Неожиданная прогалинка, от нее малоприметная тропка.
— Не туда! — тихий голос вдогонку. — Быстрее — в зыбца!
Павел обернулся в сторону, откуда послышался шепот. В кустах зашуршало. Ломая ветки, вышел подросток:
— Сюда идемте, за мной!..
Пригнувшись, оба нырнули в прохладную темень тальника. Под ногами захлюпало. Ноги все глубже увязали. Начинался зыбун. Павел не заметил бочага, попал ногой в яму с болотной жижей.
— Мне в след идите, — сказал проводник и тут же сам угодил в колдобину. — Вот черт!..
Там и сям возникали бурные фонтанчики, взлетали комья земли. Отражение облачков и кривуль-березок колебалось и вздрагивало в болотной воде.
— Ложись! — Павел притянул парнишку, оба плюхнулись наземь. — Наугад стреляют…
Мальчик уткнулся в плечо Павла. Васькин вполголоса спросил:
— Ты-то сюда как попал?
— Лозу резал на веники…
С сухим звуком рассыпались очереди: «Тра-та-та-та… Тра-та-та-та….»
Несколько минут молчали, вдыхали прелый, пахнущий водорослями воздух.
— Противно.
— Ничего, привыкнешь.
— Что вы!.. Никогда.
Раздался пронзительный вопль. От неожиданности оба вздрогнули.
— Выпь кричит на Остречине, — сказал мальчик и неожиданно спросил: — А вам было страшно — ну, сейчас хотя бы, когда мы бежали?..
— Я, понимаешь, змей боюсь…
— Нет, правда?
— А что? — Павел понимающе улыбнулся. — Нет таких людей, которые бы ничего не боялись. Знаешь, кто храбрый? Кто одолевает страх.
— А почему вы не с ними?
— С кем?
— Ну, вы знаете…
— С партизанами?..
Мальчик не ответил. Все хорошие люди на фронте. Чем-то, однако, этот человек ему нравился: отчаянностью, бывалостью ли? Гранату — это он кинул?..
— Пошли. Немцы сюда не полезут.
— Куда ведете-то?
— В Яборково. Деревушка такая есть, на болотенье…
Снова заметили воду.
— А про Ленинград ничего не знаете?
— Борется наш Ленинград.
— В Должино листовки порасклеены: «Бои на улицах Петербурга».
— Верят?
— Не все. — Мальчик помолчал, потом вздохнул: — А все-таки есть такие, что никогда не боятся…
