Волчья лощина - [17]

Сеновал отпадал сразу, но годилась и школа. Я сосредоточилась на уроках. Энди не было. Бенджамин вернулся на своё законное место. Я сидела одна. Утро прошло спокойно.

На перемене мы с подружками плели венки из сухих трав и говорили о Руфи — что-то она сейчас делает? Краем глаза я отслеживала братьев. Они, правда, и не думали приближаться к грунтовке или холму. Как обычно, Генри с Джеймсом играли в догонялки, лепили куличики из влажной земли возле колодца да швыряли камушки в развилины древесных стволов.

Бетти наблюдала за ними, скрестив на груди руки. Она никогда не участвовала в играх. Если был Энди — исчезала вместе с ним. Без него — маялась и злилась, только и ждала, когда перемена кончится. В тот день Бетти в мою сторону даже не взглянула. Ну и я старалась на неё не смотреть.

Энди появился неожиданно. Миссис Тейлор вышла позвать нас обратно в класс, глядь — Энди через школьный двор топает. Бетти метнулась ему навстречу, и некоторое время они стояли вдвоём на дорожке, шептались и косились на меня. Что было очень подозрительно.

До конца уроков Бетти с Энди всё переглядывались да перебрасывались записочками. Напрасно миссис Тейлор призывала их к порядку, пыталась включить в работу. Из класса они выскочили первыми. Пока я собрала вещи, пока оделась — их и след простыл.

Генри с Джеймсом, по обыкновению, не стали меня дожидаться — побежали домой наперегонки. Пусть их, думала я и до первого поворота не волновалась. Братьев было не видно, зато отлично слышно. Сначала — топот и хруст сухой листвы, затем, на выдохе: «Постой!» Далее — шорох камушков, катящихся по склону из-под маленьких ног, и тишина. Значит, далеко умчались. Вдруг раздался вопль. И голос Генри:

— Аннабель! Аннабель!

Я буквально взлетела вверх по склону. Генри склонился над распростёртым Джеймсом. Джеймс плакал навзрыд. Лоб его заливала кровь. Я с разбегу рухнула на колени.

— Не пойму, что это было, — объяснял Генри. — Джеймс меня обогнал. Бежал-бежал — вдруг споткнулся, упал и давай вопить.

— Я не сам споткнулся, — возразил Джеймс, переворачиваясь со спины на живот и с трудом вставая на четвереньки.

Не в силах говорить из-за слёз, он ткнул пальчиком прямо перед собой. И мы с Генри увидели проволоку, туго натянутую поперёк тропы.

Генри встал во весь рост, и я поняла: беги он впереди Джеймса, проволока пришлась бы ему как раз по горлу. Генри тронул было проволоку и живо отдёрнул палец:

— Ух, острая! Будто прямо посерёдке кто наточил!

Он ловко отвязал от дерева один конец проволоки и начал сматывать её в клубок, приближаясь ко второму дереву. Там, у корней, Генри проволоку и оставил. Рукавом я кое-как отёрла кровь с Джеймсова личика. Порез оказался глубокий, кровь всё текла, но глаза и уши были невредимы.

— Идём, Джеймс. — Я подхватила брата под мышки, поставила ровно. — Всё с тобой будет в порядке.

Взяла его за руку — он не сопротивлялся, только всхлипывал. Генри, набычившись, пошёл впереди. То и дело он оборачивался поглядеть, не отстаём ли мы с Джеймсом. Когда мы добрались до поля, Генри в очередной раз повернул голову и чуть не споткнулся от неожиданности. Потому что в отдалении стояла Бетти. Следила за нами.

— Не сейчас, Генри, — прошептала я.

Он понял. Пока мы поднимались на холм, Генри караулил каждое движение Бетти.

— Не сейчас, — повторила я.

Генри пропустил нас вперёд, а сам стал замыкающим.

После обеда я повела папу в лощину. Только проволоки мы уже не нашли.

— Вот тут она была, папа. Вот на этом дереве. Я нарочно кочку рядышком заметила.

Папа шагнул с тропы, пощупал свежий шрам на древесной коре. Напротив, на другом дереве, был точно такой же шрам.

— Не волнуйся, Аннабель. Ты не перепутала. Именно здесь проволоку и примотали. А потом размотали.

Рассердить папу было непросто. Мама — та вспыхивала как порох и бушевала за двоих. Но теперь папа прямо-таки вскипел.

— Кто-то таил змею за пазухой, и вот теперь змея подняла голову, — произнёс папа.

Никогда я от него таких фраз не слышала. Насчёт змеи распространяться больше пристало священнику или, под настроение, тёте Лили, но только не папе. Он и в церковь-то ходил от случая к случаю.

— Таил? — переспросила я. — А может, не таил, а таила? Или их двое — этих, со змеями: он и она? По-моему, так всё и было.

Папа расширил глаза:

— Аннабель, если тебе что-то известно, лучше сразу говори.

— И скажу. Правда, я не уверена, я ведь её не застукала за этим. Просто больше некому. Ну, может, ещё Энди участвовал.

Закатное солнце не грело, становилось зябко. Я радовалась, что со мной папа. Папа вёл меня за руку, приноравливал шаг к моим коротким шажкам, но всё равно мы уверенным маршем продвигались прочь из лощины, к полю. На открытое место. Чуть задержались в саду — папа нарвал яблок для соуса к мясу, набил свои и мои карманы. Потом мы направились прямо домой. Миновали сад, прошли под персиковыми деревьями, как под аркой.

Дома папа сначала заглянул к Джеймсу, похвалил его за мужество, затем перекинулся словом с мамой (нам обоим достался подозрительный мамин взгляд), дал мне отогреться у печки и только после этого усадил в пустой гостиной и спросил напрямую, кого я подозреваю.