Воинство ангелов - [120]

— Но мы могли бы и голосовать, — спокойно заметил лейтенант Джонс, и глаза всех присутствующих обратились к нему. Он стоял неподвижно, спокойная, не очень четкая фигура настороженно застыла.

— Мы могли бы и голосовать, — повторил лейтенант Джонс и, внезапно повернувшись, бесшумно отступил в тень, слился с призрачными силуэтами деревьев, растущих за пределами мощенной белым ракушечником площадки среди черных, источающих по-вечернему густой тяжелый аромат огромных камелий, мимоз и миртов.

Кто-то заговорил, и вся группа занялась им, оставив лейтенанта Джонса в стороне.

Нет, не все оставили его — я наблюдала за ним, и этот его внезапный уход, это отстранение, в котором не было вызова, но и не было смирения, отступление в полноту самодостаточности заставило меня сделать два шага по ракушечнику по направлению к нему. Гости тянулись к дому.

Лейтенант Джонс безмолвно смотрел на меня.

Потом, повинуясь внезапному и удивившему меня саму порыву, я сказала то, что сказала. А именно:

— Почему, когда ты впервые явился в этот дом, ты сделал вид, что незнаком со мной?

Он стоял в штатской одежде, и простой темный его сюртук сливался с темной листвой, расплывчатыми пятнами белели цветы над его головой, а он глядел на меня сверху вниз внимательным, изучающим взглядом, и я подумала, что он не расслышал моего вопроса — таким чужим, даже враждебно-чужим показалось мне вдруг его лицо, словно общее наше прошлое и тот невыплаченный долг из этого прошлого мне лишь пригрезились.

Потом он сказал:

— Все переменилось.

— О чем ты?

— Теперь вы миссис Сиерс, — и дернул плечами, еле заметным движением, намеком на движение: плечи его шевельнулись под дешевым сукном сюртука.

— Если ты имеешь в виду… — начала я, не очень ясно представляя себе, что собираюсь сказать, но позади затрещал ракушечник под чьими-то шагами, я оглянулась и увидела идущего ко мне Тобайеса. Он улыбался, и протянутая рука его уже касалась моего плеча.

— Милый, — сказала я, — милый… И ощутила огромное облегчение.

Тело мое под тонкой материей чувствовало ласковое поглаживание, чувствовало, как украдкой пальцы Тобайеса сжали мне плечо; он попросил меня поторопиться, сказал, что гости ждут.

Я заспешила домой.

И весь вечер я старательно избегала глядеть в глаза лейтенанту Джонсу, бывшему некогда Рору.

Но глаза эти не оставляли меня, и две недели спустя он пришел к нам по каким-то делам Бюро. Не успели мы еще приняться за кофе, как к Тобайесу прибыл посетитель. Отложить свидание было невозможно, так как человек этот проскакал полдня, чтобы поговорить с Тобайесом. Тот увел гостя в кабинет, и мы с лейтенантом Джонсом остались одни — сидели, молча прихлебывали кофе, чувствуя густую плотность и вес весенней ночи за окнами, слушая неумолчное жужжание насекомых, там и сям маленькими стрелами пронзавших темноту сада, вдыхая одуряющий сладковатый запах жирных цветочных лепестков и тьмы, сочащейся через щели жалюзи в освещенную свечами комнату.

— Ты помнишь наш последний разговор? — наконец спросила я. Мне было нелегко задать этот вопрос.

Он повернулся ко мне, и я вновь увидела шапку его волос на скуповатом черепе, плотно прилегающие к голове уши.

— Не просто последний, единственный разговор, — заметил он холодно.

— Почему?

— Потому что до этого мы никогда не говорили, — равнодушным тоном сказал он.

— Но я знаю тебя так давно и… — начала я. Нет, так я отклонюсь от того, что собиралась сказать. — Пусть будет так, — сказала я. — Я хочу вернуться к тому, о чем мы говорили, когда нас прервали.

— Да, — сказал он. — Когда майор Сиерс нас прервал.

— Верно, — сказала я и тут же вспомнила, как шел Тобайес, с улыбкой протягивая ко мне руку.

— Есть один секрет, — сказал он.

На этот раз Тобайес не появился, и я сказала лейтенанту Джонсу:

— Не знаю, о каком секрете ты говоришь, но уверяю тебя, если ты думаешь, что я скрываю что-то и что я… Я хочу сказать, что в таком случае ты ошибаешься, — твердо заключила я.

Он поставил кофейную чашечку четко, негромко стукнув ею о блюдце.

— Однако, — заметил он, — ты не призналась в том, что знакома со мной. — И после секундной паузы: — Может быть, ты сказала это потом?

— Вообще-то… — начала я, — …вообще-то я ему не сказала. Не с умыслом, конечно, просто, понимаешь, так уж получилось. Строго говоря, муж мой знает о моем происхождении. Но кое-что… кое-какие мелочи мы с ним не обсуждали. Просто потому, что это неприятно вспоминать… связано с тяжелыми переживаниями.

Потупившись, я глядела на чашечку, которую вертела в руках, пытаясь сформулировать мысль.

— Иными словами, — произнес он своим низким хрипловатым голосом, — иными словами, ты не желаешь считаться чернокожей?

Кровь прихлынула к моим щекам, и чашечка в моих руках дрогнула, еле заметно заколебалась.

— О нет, нет, — выдавила я.

— Значит, майор Сиерс не желает иметь чернокожую жену?

Я поставила чашечку на стол.

— Послушай, — сказала я, чувствуя, что, будь у меня в руках оружие, я сейчас убила бы его, — послушай, это несправедливо. Ты ведь знаешь моего мужа. Знаешь его характер, знаешь, что́ он за человек, знаешь его благородный идеализм и как мало заботит его мнение окружающих. Ты знаешь, как он…