Воинство ангелов - [115]

О, зачем только понадобилось внешнему миру вторгнуться в нашу жизнь!

Но мир этот был тут как тут, вползал незаметно, как сквозняк в дверную щель, гнездился по углам, как пух, вламывался, как слон в посудную лавку, — все эти люди, речи, бумаги и письма, письма от друзей по Кембриджу, споривших, дававших советы, письма из Личфилда от отца Тобайеса, старинного приятеля Эмерсона, фабриканта, помогавшего деньгами и оружием истекавшему кровью Канзасу, банкира, знатока греческого, прогрессивного предпринимателя и реформатора труда на своих фабриках, верившего в Христа как в идеал человека, бесстрашного яхтсмена, чье красивое немолодое лицо я видела на портрете: лоб ученого, глубоко посаженные глаза с морщинками по углам от ветра и непогоды, нос — дерзкий и острый, как сабля пирата, решительность выдвинутого вперед подбородка чуть смягчают бакенбарды — лицо сына без ослепительной красоты его, камень, из которого высечена была эта красота; сын показал мне его портрет со словами: «Вот, это отец», а потом добавил: «Тебе надо познакомиться с ним. Он, можно сказать, человек образцовый».

Письма от отца приходили каждую неделю — толстые, исписанные черными чернилами, твердым решительным почерком, так же решительно судящие обо всем на свете:

«…как мне представляется, против твоей идеи постепенного и ограниченного введения избирательного права можно выставить один довод с точки зрения свободных негров. Ты прав, когда говоришь, что судьба Республики зависит от просвещенности электората и о просвещении его надо заботиться. К просвещению способен всякий, иначе зачем бы Господу посылать к нам в мир человека во всех отношениях совершенного в качестве недосягаемого образца, к которому мы тем не менее должны стремиться? Nulla gens tam fera… eius mentem non imbruerit deorum opinio.[37] Избирательное право само по себе будет воспитывать черных, мы же будем стоять поодаль с букварем и мушкетом, осуществляя контроль и защищая черных в их правах. Но постоянно держать армию в этой стране невежества и мятежа для защиты прав черного населения мы не собираемся — это было бы как непозволительно дорого, так и чревато большими сложностями. Избирательное право, раз установленное, явится защитой самому себе. К тому же черные станут голосовать за республиканцев, что предотвратит возможность сговора между покоренным Югом и неукротимым Западом в желании пренебречь национальными интересами и нашими либеральными ценностями и подорвать нашу экономику. Не хочу выглядеть так, будто интересы денежного мешка для меня дороже идеи справедливости, и ты, сын мой, знаешь, как твердо верю я в конечное братское единение. Но Господь так симметрично устроил мир, что Добродетель, вначале, по-видимому, одетая в лохмотья, в конечном счете является нам в облике добропорядочного исправно платящего налоги джентльмена».

Тобайес прочел мне это письмо, как читал мне и каждое из отцовских писем, и когда он читал, я заметила морщинки в форме буквы «V», появившиеся у него между бровей, морщинки, всегда свидетельствующие о том, что его что-то тревожит. Так или иначе, но письмо он отложил в сторону, не дочитав до конца.

Но однажды он вернулся к этому письму, подойдя к письменному столу и вытащив его из ящика, когда у нас были гости, в том числе полковник Мортон с мисс Айдел, и спор разгорелся не на шутку.

Полковник Мортон защищал ограниченное избирательное право.

— Большее пока невозможно, — твердил он, — особенно в ситуации, когда половина северных штатов не дает им права голоса!

— Да, — сказал Сет, — но Север достаточно добродетелен, чтобы самостоятельно провести реформы; здесь же, — он обвел вокруг себя руками, держа их ладонями вниз, — добродетель следует прививать насильно.

— Ну, некоторые из мятежников, — заметил полковник, — неплохие ребята. Я имел с ними кое-какие дела.

В ответ на это Тобайес и пошел к столу за письмом.

— Кстати, о делах, — сказал он. — Я хочу привести вам довод в пользу избирательного права для черных, основанный на деловых соображениях. Мой отец ведь тоже человек деловой.

Он прочитал письмо, после чего, тщательно сложив его, в заключение спросил:

— Ну, что вы на это скажете, полковник?

Полковник погрузился в раздумье.

— Мнение такого человека, как ваш отец, — сказал он, — действительно очень важно. Но разрешите мне высказать и мое скромное мнение. В настоящий момент — я подчеркиваю, именно в настоящий момент следует дать ситуации устояться, определиться.

— В сторону возвращения к рабству? — вмешался Сет.

— Боже упаси! — добродушно отозвался полковник. — Я хочу сказать, что когда положение стабилизируется, южане, я имею в виду лучших представителей южан, вспомнят о национальных интересах и внесут свой вклад.

— Добродетель по интересам, — пренебрежительно бросил Сет.

Но полковник, великодушно пропустив мимо ушей это презрительное замечание, продолжал:

— Наш патриотический долг развивать эту часть страны. Я и сам подумываю о том, чтобы обосноваться в Луизиане навсегда. — Он повернулся ко мне: — Миссис Сиерс, я сделал Тобайесу одно небольшое предложение. Стать моим деловым партнером. Вам, как южному цветку, тоже, наверное, страшновато отправляться в холод Севера, правда?