Вода возьмет - [9]

Настоящих подружек у Нилы в детском доме не было. Когда детей много, замечала Нила, каждый хранит свое, оберегает его. А ненадолго подружки бывали: обычно после хорошего, по секрету разговора. Несколько дней, а иногда и на недели девочка, с которой случился такой разговор, ощущалась подругой. Но дальше у Нилы не получалось. Девочки были переменчивы, многое проявлялось в таких мимолетных дружбах: властность, капризность, ревность, пренебрежение, измены, оговариванье, обиды. Сама Нила почти никогда не отходила от приблизившейся девочки. Довольно быстро отходили от нее — неинтересная, наверное, она была.

Задушевные разговоры возникали о разном: о родителях, о воспитателях, о мальчиках, о других девочках, о странных случаях или загробной жизни. «Ты веришь в загробную жизнь?» — это был разговор тайный, доверительный, но совсем не редкий. Почти все страшные разговоры были либо о предсказаниях, либо о загробной жизни. К страшному вообще тянулись с ужасом. В простынях, в одеялах, на ходулях, в масках из бумаги появлялись «привидения» ночью в спальнях. И страшные истории рассказывались: о качающихся крестах на кладбищах, о синих огнях, зажигающихся на могилах. О том, как женщина, проходя по кладбищу, увидела на памятнике фамилию, имя и отчество своего живого мужа, только дата смерти была не прошедшего, а еще не наступившего года. И месяц значился — февраль. А на следующий год в феврале муж ее и умер.

А в другой семье одной женщине время от времени во сне являлся старик в старинном платье и говорил, кто следующий среди ее родственников должен умереть. А перед самой войной старик явился и сказал, что скоро будет война и из всей семьи останется в живых только младшая девочка. Когда началась война, они собрались в эвакуацию. Женщина перебирала старые письма и альбомы. И нашла фотографию этого старика, только уже неизвестно, кто он ей был. прадедушка или же он любил ее прабабушку и прабабушка его любила. И в эвакуацию поезд, в котором ехали эти люди, весь разбомбило — только младшая их девочка и осталась в живых.

И Нила вспоминала, как она приходила в промерзший дом, в котором лежала мертвая мама, и как крутился умирающий боец и стянул с мамы холстину, и подумал, наверное, — вот моя невеста — смерть. Но об этом она не хотела рассказывать. Когда Нила везла Лену и Вовика в эшелонах, она как бы знала, что мама поручила ей довезти детей, а сама охраняет их. Об этом никому нельзя было говорить. Она могла рассказать только о тетке Гане, как ее позвала на реку смерть.

В детдоме был мальчик, который знал, как станут оживлять умерших людей — по науке, а не по Богу. Это тоже рассказывали друг другу по секрету. Ниле рассказала об этом мальчике хорошенькая подружка. Она же и привела ее к мальчику — он не вставал, потому что у него после контузии не действовали ноги.

— Расскажи ей, — сказала, излишне смеясь, хорошенькая подружка, — как будут оживлять мертвых.

— Не оживлять, а восстанавливать, — поправил мальчик. — Если, конечно, хоть что-нибудь от мертвых останется.

Нила хихикнула — ей показалось, что мальчик шутит, но он строго посмотрел на нее. Он вытащил из-под матраса лупу и подозвал Нилу:

— Подойди, не бойся, девочка.

И показал ей через лупу на коже руки как бы продолговатые зерна.

— Это клетки, — сказал он.

Выходило, что из любой клетки тела, даже от давно умершего человека, — пусть от него одни кости остались, все равно и в костях есть клетки — можно вырастить точно такого человека, каким он уже был. Сейчас пока не умеют, умеют только жениться (в голосе мальчика проступило презрение, а Нила испуганно смутилась), но жениться — это совсем другое дело, от того, что клетки двух людей перемешаны, получается уже другой человек. Чтобы тот же самый человек получился, нужна именно одна, именно его клетка. В будущем научатся выращивать из их же клеток прошлых людей, сколько бы лет ни прошло, хоть тысячи. Потому что кости-то всегда остаются. И зубы. И волосы. В сказках живая вода, а в жизни это будет наука. Так ему папа рассказывал, а папа у него был профессор. Воскрешение из мертвых — это по религии. По-научному называется восстановление, реставрация.

— А страшно, правда? — спрашивала Нилу потом о «восстановлении умерших» подружка.

Ниле не было страшно — ей было сладостно. На долгие месяцы в ней остался тайный восторг: оттого, что никто не умер навсегда. А может, оттого, что так необычен и прекрасен был больной мальчик.

Мальчика вскоре от них увезли. Может быть, на следующую операцию — ему их уже делали несколько. А может быть, нашлись его родные, Или госпиталь для маленьких инвалидов организовали.

* * *

Много лет спустя приехала Нила в ту деревню, где жили они в первый год войны, где весной похоронили они маму. Нила не надеялась найти надпись на могиле, но хотела хотя бы побывать на том кладбище. Кладбища не было — его разбомбили в сорок втором. А потом застроили. У Нилы не было могил близких. Никто не знал, где их останки. Возможно, не было и останков.

Из детского дома Нила ушла работать на фабрику. Здесь на проходной заметил ее Толя.

— Эта девушка, — сказал он громко своему товарищу, — будет моей женой.