Внуки Колумба - [16]

— Брось хвастаться!

— Ей-богу! Игра называется «один к десяти, все-билеты беспроигрышные». Я посылаю десяти старушонкам свой адрес и прошу, чтобы каждая передала его десяти другим старухам. Все эти симпатяги присылают мне по рублю с уговором, что адрес каждой я сообщаю десяти другим участницам игры. Те, в свою очередь, высылают рубли по сообщенному адресу. И так далее и так далее… Каждый рубль приносит десятикратный доход. Чем не золотая жила?! К тому же игра имеет воспитательное значение. «Что не под силу одиночке, то сможет коллектив».

— Рано обрадовался, — заметил Липст. — Этот номер у тебя не пройдет.

— Пройдет! Вот увидишь, пройдет. Я сам буду делать только первый ход в игре, а дальше пусть действуют энтузиасты!

Сприцис прочитал импровизированный доклад о достоинствах нового плана обогащения. Он рассмотрел его с юридической и экономической точек зрения. Липсту все это показалось еще сомнительнее аферы с проверкой газовых труб.

Они прошли Кировский парк и зашагали по улице Архитекторов. Липст стал рассказывать о неудачах на поприще приобретения брюк. Эта тема живо заинтересовала Сприциса.

Ну, ясно, — сказал он, — даже брюки купить и то не можешь. Хоть спросил бы совета у своего ангела-хранителя Сприциса. Брюки надо покупать у иностранных моряков. Понял? Дешево и сердито. Моднейшие вещи! Сколько дукатов еще в твоем кошельке?

— Три сотни будет, — ответил Липст после некоторого колебания.

— Хо-хо! — Сприцис подбросил в воздухе кепку. — Тогда все в порядке. Считай, что штанины из бостона наивысшего качества уже трепыхаются вокруг твоих икр. Поручи, это дело мне, и пошли.

— Куда?

— В «Зеленый круг».

— Это что, опять в ресторан?

— Пошли, и нечего скулить. В церквах брюками не торгуют.

Что поделаешь? Брюки Липсту нужны. После минутного колебания он сдался.

— Ладно, — сказал Липст. — Но если ты меня надуешь, я набью тебе морду…

IV

Кто-то навалился Липсту на грудь, схватил и душит. Лодка маленькая, волны вздымаются до самого неба. Липст долго падает в черную пустоту, но душитель не отпускает его. Дышать уже нечем, надо кричать, а тут накатывается новая кипящая волна, и он опять опрокидывается в бездну…

Липст приоткрывает глаза. Лодки уже нет. Он лежит на кровати. Тем не менее дышать тяжело, и мозг не в состоянии связно мыслить. Хочется пить. Все вокруг опять поплыло, заколыхалось, закружилось. Что произошло? Который час?

Липст открывает глаза. Одежда аккуртно сложена на стуле. Рядом сидит мать и — смачивает в тазу полотенце.

— Тебе лучше? — спрашивает мать. — Уж больно ты давеча стонал.

Она отжала воду, положила влажное полотенце Липсту на лоб и вздохнула.

— Ох, сынок, сынок…

Теперь Липст вспоминает: проклятый Узтуп!.. До чего же ловко этот негодяй заманил его в «Зеленый круг»… Ни одного иностранного моряка там не было и в помине. Сприцис заявил, что надо немного подождать. Сидеть за пустым столиком было как-то несолидно, Липст заказал бутылку вина. Потом откуда-то подвернулись закадычные приятели Узтупа, и одна лихая девица пожелала выпить шампанского. Оркестр играл по их заказу, и счет выпитым бокалам был потерян…

Липст сел на постели. Зубы у него стучали. Во рту не язык, а высохший лист.

— Мам, дай пиджак.

— Куда же ты пойдешь?

— Никуда не пойду. Посмотрю только.

Мать сняла со спинки стула пиджак и положила перед Липстом.

— Там еще есть пятерка, — сказала она. — Ее мне отдал молодой человек, который привел тебя ночью.

Липст быстро посмотрел матери в глаза, а неуклюжие пальцы так и замерли в кармане.

— Может, тебе питье кисленькое приготовить? — мать повернулась и опять смочила в тазу полотенце.

Липст не ответил. Он снова лег и уткнулся лицом в подушку. Весь мир ходил ходуном.

— Послушай, мам. Я хочу тебе что-то сказать.

— О чем тут еще толковать…

— Не купил я брюки…

— Лежи уж, лежи лучше. У тебя еще есть часа два.

Рядом с Липстом спина матери. Она тоже качается. Качается весь мир.

— Вставай, Липст, а то опоздаешь!

Молчание.

— Вставай, сынок, вставай! На работу опоздаешь!

Тяжкий и долгий вздох.

— Вставай, хватит спать!

Липст медленно слезает с постели и тащится к столу. Ноги дрожат. Он ковыляет, как больной, который впервые поднялся после тифозной горячки. Еще никогда не бывало так тошно, как сейчас. Желудок, казалось, подступил к самой глотке, кишки спутались в змеиный клубок.

Липст посмотрел в зеркало: на него пялилась гипсовая маска с застывшей гримасой великомученика. Липст высунул язык и передразнил сам себя. Затем с трудом влез в брюки и потащился умываться. Он едва не опрокинул подслушивавшую за дверью мадемуазель Элерт. Какое-то время они так и стояли в обнимку, словно влюбленная парочка.

— Сегодня чудесное утро, — похожая на ковш экскаватора челюсть мадемуазель Элерт отверзлась в позолоченной улыбке.

Соседка приблизилась к Липсту и, стреляя глазами, заговорщицки прошептала:

— Надеюсь, вы не забыли наш уговор? Ночью у Зелтыни опять кто-то был…

Липст молча отстранил мадемуазель с дороги.

— Надеюсь, вы не забыли? — мадемуазель не отступала.

Липст мученически улыбнулся.

— Отойдите, — сквозь зубы быстро проговорил он. — Мне нехорошо…

Холодный душ творит чудеса. Десять минут спустя Липст уже некое подобие человека. Ноги по-прежнему дрожат, но теперь он может хоть стоять на них.