Внешность и сущность - [5]

— Я не спрашивала у неё разрешения.

— Это загонит в гроб твоего несчастного отца. Как ты могла не подумать о нём, о герое, который был ранен, служа своей стране, и был вознаграждён за это лицензией на продажу табака? Разве ты забыла, что в качестве Министра внутренних дел я буду контролировать эту область деятельности? И я смогу в пределах своих полномочий отменить лицензию по причине твоей вопиющей безнравственности?

— Я знаю, что ты слишком благороден, чтобы совершить такую подлость.

Он взмахнул рукой внушительно, но, может быть, слишком театрально.

— Не бойся, я никогда не опущусь так низко, чтобы мстить человеку, имеющему заслуги перед страной, за проступки существа, которое я могу лишь презирать.

И он продолжил свой прерванный завтрак. Лизетта не говорила, и наступило молчание. Но удовлетворённый аппетит изменил его настроение. Он стал испытывать больше жалости к себе, чем гнева к ней, и по странному незнанию женского сердца решил, что сможет вызвать в Лизетте укоры совести представив себя в качестве объекта жалости.

— Трудно порвать с устоявшимися привычками. Каким утешением и отрадой было для меня заскочить сюда в минуту, свободную от моих многочисленных обязанностей. Ты хоть немного пожалеешь обо мне, Лизетта?

— Конечно.

Он глубоко вздохнул.

— Мне и в мысли не приходило, что ты способна на такой обман.

— Да, дело лишь в обмане, — задумчиво сказала Лизетта. — Из-за него у тебя такая горечь. Мужчины очень странные. Они не могут простить, если их поставили в дурацкое положение. Это потому, что они тщеславны и придают такое значение сущим пустякам.

— Так ты считаешь пустяком, что я застал тебя за завтраком с молодым человеком в моей пижаме?

— Если бы он был моим мужем, а ты — любовником, ты нашёл бы это вполне естественным.

— Разумеется, потому что в таком случае, это я наставил бы ему рога, и моя честь не пострадала бы.

— Короче говоря, чтобы ситуация стала вполне нормальной, я просто должна выйти за него замуж.

Какое-то мгновение он не мог понять, но потом смысл до него дошёл, и он быстро взглянул на неё. В милых глазах Лизетты блистали искорки, которые так манили его, а на больших алых губах, кажется, мелькнула плутоватая улыбка.

— Ты не должна забывать, что как член Сената я, по всем существующим традициям, должен служить примером нравственности и достойного поведения.

— Это для тебя так важно?

Сдержанным и достойным жестом он провёл по своей ухоженной квадратной бородке.

— И боба не дам, — ответил он, и выражение это имело столь галльский привкус, что более консервативные из его сторонников оторопели бы. — А он готов на тебе жениться?

— Он меня просто обожает. Конечно, он на мне женится. Если я только скажу ему, что меня есть dot[4] в миллион франков, ему ничего больше и не надо.

Мсье ле Сюёр опять посмотрел на неё. Когда в минуту гнева он сказал ей, что собирался положить на её счёт миллион франков, он сильно преувеличил, стремясь показать, как дорого обошлось ей её предательство. Но он был не из людей, которые берут свои слова обратно, если задета их честь.

— Это гораздо больше, чем то, на что может рассчитывать молодой человек его положения. Но если он обожает тебя, то всегда будет с тобой рядом.

— Разве я не говорила тебе, что он работает коммивояжёром и бывает в Париже только по выходным?

— Ну, это уже совсем другой переплёт, — сказал Сенатор. — Он, конечно, будет чувствовать себя гораздо спокойнее, зная, что в его отсутствие я буду держать тебя в поле зрения.

— Намного спокойнее, — согласилась Лизетта.

Для услаждения разговора она встала и уютно уселась на коленях Сенатора. И нежно пожала его руку.

— Я очень люблю тебя, Лизетта, — сказал он, — и мне не хотелось бы, чтобы ты совершила ошибку. Уверена ли ты, что с ним ты будешь счастлива?

— Думаю, что буду.

— Я сделаю соответствующие запросы. Я дам согласие на твой брак лишь с юношей примерного поведения и безупречной нравственности. Ради самих же себя, мы должны быть уверены в молодом человеке, которого собираемся принять в нашу жизнь.

Лизетта нисколько не возражала. Она знала, что Сенатор исполняет все дела основательно и последовательно. Сейчас он собирался её покинуть. Ему предстояло сообщить важную новость мадам ле Сюёр и проконсультироваться с разными лицами в своей парламентской группе.

— Вот только ещё одно, — сказал он, жарко прощаясь с ней, — если ты выйдешь замуж, я настаиваю на том, чтобы ты бросила работу. Место для жены — её дом, и совершенно против моих принципов, чтобы замужние женщины отнимали кусок хлеба у мужчин.

Лизетта подумала, что крепкий парень в платье последней моды, идущий по залу, раскачивая бедрами, будет выглядеть довольно комично, но она уважала принципы Сенатора.

— Как хочешь, мой дорогой, — сказала она.

Запросы, сделанные сенатором, дали положительные результаты, и брак был заключён в субботу утром сразу же после выполнения всех формальностей. Мсье ле Сюёр, министр внутренних дел, и мадам Саладин стали свидетелями. Жених был юн, строен, с прямым носом и черными кудрями, зачёсанными со лба назад. Он выглядел скорее теннисистом, чем торговцем материей. Мэр, польщённый высоким присутствием министра внутренних дел, произнёс, как это принято в Франции, речь, вложив в неё всё свое ораторское искусство. Сперва он рассказал молодой чете то, что они, вероятно, уже знали. Жениху он сообщил, что он сын достойных родителей и занят почётным делом. Он поздравил его со вступлением в брак в том возрасте, когда многие молодые люди думают лишь о своих удовольствиях. Он напомнил невесте, что её отец — герой великой войны, доблестно сражавшийся и получивший ранения в битвах, за что был вознаграждён лицензией на продажу табака, и добавил, что со времени прибытия в Париж она достойным образом зарабатывала себе на жизнь в салоне, прославившем Францию в смысле вкуса и богатства. У мэра была литературная жилка, и он вкратце упомянул известных литературных любовников: Ромео и Джульетту, чей краткий, но законный союз был прерван достойным сожаления недоразумением; Пауля и Вирджинию, которые предпочли смерть в море поруганию её скромности, когда она должна была донага раздеться; и, наконец, Дафниса и Хлою, отказавшихся исполнить супружеский долг до тех пор, пока их брак не был удостоверен законной властью. Речь его была так трогательна, что Лизетта уронила слезинку. Он сделал комплимент мадам Саладин, чей пример и наставления оградили юную и прекрасную племянницу от опасностей, подстерегающих одинокую молодую девушку в большом городе и, наконец, поздравил счастливую пару с тем, что сам министр внутренних дел оказал им честь, согласившись быть свидетелем на церемонии. Ничто не могло явиться большим залогом их благонравия, чем присутствие этого капитана промышленности и выдающегося государственного деятеля, который нашёл время, чтобы удостоверить союз людей столь скромного положения, что лишний раз говорит не только о благородстве его сердца, но и об остром чувстве ответственности. Его присутствие показывает, сколь высоко он ставит важность заключения раннего брака и создания прочных семейных уз во благо умножения населения, влияния и роли нашей доброй Франции…