Вместе с комиссаром - [18]
Тяжело мне было, когда я писал в «Бедняк» свою третью заметку, на этот раз о самогонщике Тимошке Сакуне. Написал и о своем горе, о том, как по-разному относятся ко мне люди. Свое письмо я послал не через Зеленку, а отвез в местечко за пятнадцать километров. Тревожно мне было ждать, пока напечатают, я не раз видел, как враждебно относится ко мне эта свора. Хотелось с кем-нибудь посоветоваться, получить поддержку, а то горько было одному.
И я открылся самым близким своим друзьям — Минке и Янке. И очень был рад тому, как тепло они меня поддержали.
— Пиши, пиши, «Красный карандаш», — хлопали они меня по плечу. — А мы тебе поможем и материала подбросим. И ничего не бойся, скоро им придет конец. С Тимошкой мы и сами справимся. Приведем милиционера. Разыщем его по синему дымку, и Тимошке не вывернуться.
И мы втроем решили, что неплохо бы нам, кроме заметок в уездную газету, организовать и свою, хотя бы стенную, здесь же, в избе-читальне. А чтоб мне не брать все на себя, мы на комсомольском собрании выбрали редактором Минку Буевича, потому что он умел немножко и рисовать. Там же придумали и название — «Красный горн».
— Ну что ж, — шутил редактор новой газеты, — начали мы с «Красного карандаша», а теперь раздуем и свой «Красный горн».
Не прошло и недели, как мы взялись за работу. А Минка, которому я рассказал о своей заметке про Тимошку Сакуна, согласился, что не вредно его пробрать и в стенгазете. Он даже начал рисовать Тимошку, как тот сидит за самогонным аппаратом.
О подробностях Минке рассказал деревенский пастух Трофим, который разорил, когда пас стадо в лесу, Тимошкино логово, разозлившись на него за то, что угостил его Тимошка какой-то бурдой, а первача пожалел.
Мы уже собирались сами и поймать самогонщика, но как-то вечером к нам заглянул старший милиционер из волости Роман Мисуна. Он привез с собой номер «Бедняка» с моей заметкой.
— А не хватит ли уже про Тимошку писать, пора кончать с его винокурней, — сказал он.
В тот же вечер мы и отправились в лес.
Мы шли спокойнее, не так волновались, как в то время, когда ловили контрабандистов, потому что не боялись Тимошки, а главное — с нами был сам Роман Мисуна. Храбрость и решительность его были известны далеко за пределами волости.
Долго, не меньше пяти километров, нам пришлось идти разными лесными тропками, через моховые болота и взгорки, то выходя в чистый бор, то забираясь в такую чащу кустарника, сквозь которую и зверю трудно пробраться. Немало перебудили и сов и ястребов, что сидели на мохнатых ветках. Насквозь промокли от росы, сыпавшейся на нас с кустарников, наконец подошли к небольшому леску, откуда и в самом деле тянуло дымком и доносились глухие голоса.
Роман Мисуна остановил нас:
— Давайте сперва посмотрим, что тут делается?
И мы присели в небольшой яме от вывороченного дерева за лозовыми кустами. Из леска долетели до нас пьяные голоса, там не очень остерегались, но разобрать слова было трудно, потому что сильно гудел ветер в вершинах сосен. Подождав немножко, Мисуна сказал:
— Подойдем, хлопцы, ближе, поглядим, что они там творят?
И мы один за другим подползли еще ближе к кустам, откуда открылось всем уютное Тимошкино стойбище. У костра, вокруг огромного пня, на котором стояли бутылки и лежала закуска, сидели три неразлучных дружка: Тимошка, Винцук и Микодим. А невдалеке полным ходом работал настоящий самогонный заводик. Под черным котлом горел небольшой огонек. Чуть поодаль стояла огромная бочка с брагой, соединенная извилистыми трубками с котлом и небольшим охладителем.
Дружеская беседа мирно текла до того момента, как Роман Мисуна вышел из-за кустов и остановился перед компанией.
— Ну что ж, голубки, — пошутил Роман Мисуна, — явились и мы к вам в гости!
Перепуганные друзья никак опомниться не могли, молчали, а Мисуна наседал:
— Что ж молчите?.. Может, жаль угощения? Так не жалейте, добро ведь народное, фунты крестьянские, чего ж не потчуете?..
Первым опамятовался Тимошка. Он вскочил на ноги и, широко раскинув руки, словно принимая слова Мисуны всерьез, радушно заговорил:
— А и правда, дорогие гостеньки, пожалуйте в компанию!
— Нет, мы не вашей компании, ядрена мышь! — уже со злостью крикнул Роман. — Выливай брагу, хлопцы! — И первым начал выворачивать бочку.
Тимошка и тут не выдержал:
— Погоди, товарищ Мисуна, пускай уж докапает, все равно один ответ.
— Ты меньше болтай, а для ответа тебе хватит.
Винцук, немного успокоившись, попытался вывернуться:
— Ну я пошел домой. Вот не повезло, товарищ Мисуна, вышел поглядеть лес, а тут Тимошку встретил, не устоял, приложился…
— Ладно, ладно, знаем, как ты вышел лес глядеть. Помогай трубки разбирать да нести пособишь, — ворчал Мисуна.
И мельник Микодим, смекнув, что разговор пошел поспокойнее, попробовал отвести беду от себя:
— Так ты, товарищ старший, может, велишь и мне нести, может, думаешь, что я в чем виновен? Я ведь только по грибы пошел, вон и короб стоит, надо ж было наткнуться…
— А фунты чьи?
— Фунты Тимошкины, из его нового жита.
— И верно, из моего, — подтвердил Тимошка.
Мы с Минкой молчали, и только когда, составив акт, Мисуна попросил подписаться, а Тимошка угрожающе бросил в нашу сторону: «Знаем, от кого все загорелось… Ну, погодите, хлопцы!» — я уже не стерпел:
Второй том новой, полной – четырехтомной версии воспоминаний барона Андрея Ивановича Дельвига (1813–1887), крупнейшего русского инженера и руководителя в исключительно важной для государства сфере строительства и эксплуатации гидротехнических сооружений, искусственных сухопутных коммуникаций (в том числе с 1842 г. железных дорог), портов, а также публичных зданий в городах, начинается с рассказа о событиях 1842 г. В это время в ведомство путей сообщения и публичных зданий входили три департамента: 1-й (по устроению шоссе и водяных сообщений) под руководством А.
В 1940 году в Гааге проживало около восемнадцати тысяч евреев. Среди них – шестилетняя Лин и ее родители, и многочисленные дядюшки, тетушки, кузены и кузины. Когда в 1942 году стало очевидным, чем грозит евреям нацистская оккупация, родители попытались спасти дочь. Так Лин оказалась в приемной семье, первой из череды семей, домов, тайных убежищ, которые ей пришлось сменить за три года. Благодаря самым обычным людям, подпольно помогавшим еврейским детям в Нидерландах во время Второй мировой войны, Лин выжила в Холокосте.
«Весна и осень здесь короткие» – это фраза из воспоминаний участника польского освободительного восстания 1863 года, сосланного в сибирскую деревню Тунка (Тункинская долина, ныне Бурятия). Книга повествует о трагической истории католических священников, которые за участие в восстании были сосланы царским режимом в Восточную Сибирь, а после 1866 года собраны в этом селе, где жили под надзором казачьего полка. Всего их оказалось там 156 человек: некоторые умерли в Тунке и в Иркутске, около 50 вернулись в Польшу, остальные осели в европейской части России.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дневники Максимилиана Маркса, названные им «Записки старика» – уникальный по своей многогранности и широте материал. В своих воспоминаниях Маркс охватывает исторические, политические пласты второй половины XIX века, а также включает результаты этнографических, географических и научных наблюдений. «Записки старика» представляют интерес для исследования польско-российских отношений. Показательно, что, несмотря на польское происхождение и драматичную судьбу ссыльного, Максимилиан Маркс сумел реализовать свой личный, научный и творческий потенциал в Российской империи. Текст мемуаров прошел серьезную редакцию и снабжен научным комментарием, расширяющим представления об упомянутых М.
Виктор Гюго — имя одновременно знакомое и незнакомое для русского читателя. Автор бестселлеров, известных во всём мире, по которым ставятся популярные мюзиклы и снимаются кинофильмы, и стихов, которые знают только во Франции. Классик мировой литературы, один из самых ярких деятелей XIX столетия, Гюго прожил долгую жизнь, насыщенную невероятными превращениями. Из любимца королевского двора он становился политическим преступником и изгнанником. Из завзятого парижанина — жителем маленького островка. Его биография сама по себе — сюжет для увлекательного романа.