Вместе с комиссаром - [11]
Танцами я к этому времени овладел, и даже, как говорили девчата, недурно. И бывал счастлив, если в танце, где требовалось менять партнеров, мне выпадал случай попасть с ней в пару.
Сам я не решался пригласить на танец Анэтку, чтоб не обнаружить свое увлечение, но в то же время очень ревновал, когда она танцевала с другими. Мне казалось, что любой хлопец может вскружить ей голову и она навеки скроется из моих глаз, потому что большинство ребят были из соседних деревень.
Однако, как я ни скрывал свои чувства, они были видны. Многие догадывались. Однажды мне показалось, что и сама Анэтка знает о них и нарочно подсмеивается. Я танцевал с нею в паре, но она все время, встречаясь в кругу с хлопцем, с которым танцевала раньше, заговаривала с ним. Я бросил танцевать, отвел ее на скамью у стены, отошел в другой угол и стал думать, что бы мне такое сделать, чтоб пришлые хлопцы поняли, с кем имеют дело. И додумался: несколько раз переложил пистолет из одного кармана галифе в другой. Во-первых, мне хотелось, чтоб Анэтка увидела, каким доверием пользуюсь я в волисполкоме, и поняла бы, что я могу подняться по должности еще выше, может, до самого председателя волисполкома, во-вторых, чтоб хлопцы не вздумали заводиться, дознавшись, что я имею виды на Анэтку.
Не знаю, произвело ли это какое-нибудь впечатление на них, потому что оружие мое никого не пугало, в деревне у многих тогда были обрезы, которые грохали погромче моего пистолета. Одно утешило меня: было уже темно, когда вечеринка кончилась, и Анэтка, уходя с девчатами, то ли в шутку, то ли всерьез прощебетала:
— Ой, девочки, я боюсь идти, пускай бы нас Федя проводил…
О, если б она знала, сколько счастья влила этими словами в мое сердце! Я тут же, забыв о том, что скрывал от всех свои чувства, с волнением ответил:
— Можете быть спокойны, я пойду с вами. — И только потом понял, что слишком уж быстро согласился и тем самым выдал свою заинтересованность.
Девчата перекидывались шутками, а я так занят был своими переживаниями, что шел молча и лишь изредка вставлял словечко невпопад. «Неужто и она обратила на меня внимание?» — не переставал я спрашивать у самого себя. И, попрощавшись с Анэткой у ее крыльца, весело зашагал к волисполкому, где мы и работали и жили. Все во мне пело, и, верно, не было во всей волости человека счастливее меня.
Одно время в то лето мне казалось, что Анэтка и в самом деле обращает на меня внимание. Особенно запомнилась мне одна прогулка. Не больше чем за полкилометра от волостного центра начинался большой хвойный лес, который тянулся километров, может, пятнадцать. А недалеко от опушки, в получасе хода, было чудесное небольшое озерцо. Действительно чудесное! Синее, чуть зеленоватое у берегов от высоких сосен, оно насквозь просвечивалось до гладкого песчаного дна. Ранней весной мы отправились туда целой компанией, пять пар девчат и хлопцев. Вышло так, что Анэтка все время держалась со мной. Еще и тогда, когда шли в лес и песни пели. Ах, как я тогда старался, мне хотелось, чтобы она отличила мой голос среди всех остальных. И как я был рад, когда Анэтка как бы в шутку сказала одному хлопцу, что от его крика даже уши болят.
— Ты лучше послушай, как Федя поет, за душу прямо хватает! — Она на миг прижалась ко мне.
Снова меня как огнем проняло, и я уже не отходил от Анэтки, а, наоборот, несколько раз как бы невзначай брал ее под руку.
А у озера, когда играли в разные игры, она не раз выбирала меня себе в пару. Ну, и я не остался в долгу: набрав лесных цветов, сплел из них венок и, пересиливая стыд, надел его на белокурую Анэткину головку. Она засмеялась так ласково и с такой гордостью прошлась среди девчат, что и вправду выглядела красавицей. Ах, как я жалел, что у меня не было с собой моего зеркальца, чтоб она могла взглянуть тогда, как она хороша.
Возвращались домой уже за полдень. Анэтка была рядом со мной. Мы и по дороге не переставали играть в разные игры, и, когда мне довелось бежать с ней наперегонки, она, догнав, мне показалось, крепко пожала мою руку.
Провожая Анэтку до дома, я даже хотел открыться, что она мне очень нравится. Но мы все время были не одни, а когда подошли к крыльцу, она, как ласточка, выпорхнула из стайки девчат и, быстро взбежав по ступенькам, скрылась за дверью. Через миг уже смотрела на нас в окно. Лицо ее светилось ласковой улыбкой.
В волисполкоме засел я за свои бумаги, но все время меня не оставляло это ласковое личико. С тех пор стал я страдать от своей любви. Плохо спал, все думал о ней, строил невесть какие планы, как мне сделать так, чтоб Анэтка и в самом деле полюбила меня, а еще больше мучился, как мне ей открыться. Часто бывало так, что, приняв окончательное решение, я храбро шел на встречу. «Ну, не придется остаться одним, отзову ее от девчат и — что будет, то будет — скажу обо всех своих терзаниях». Да только, когда встречался, так и не отваживался выполнить свое намерение.
Я все время не спускал глаз с Анэтки. От меня не могла укрыться ни одна смена ее настроения. Мне казалось, что я даже слышу то, что она думает. Правда, это было нетрудно, потому что Анэтка была живая и очень веселая, а голосок ее, как колокольчик, стоило ей только выйти на свое крыльцо, слышен был далеко, потому что не было, кажется, и минуты, когда б она с кем-нибудь не шутила.
Эта книга – результат долгого, трудоемкого, но захватывающего исследования самых ярких, известных и красивых любовей XX века. Чрезвычайно сложно было выбрать «победителей», так что данное издание наиболее субъективная книга из серии-бестселлера «Кумиры. Истории Великой Любви». Никого из них не ждали серые будни, быт, мещанские мелкие ссоры и приевшийся брак. Но всего остального было чересчур: страсть, ревность, измены, самоубийства, признания… XX век начался и закончился очень трагично, как и его самые лучшие истории любви.
«В Тургеневе прежде всего хотелось схватить своеобразные черты писательской души. Он был едва ли не единственным русским человеком, в котором вы (особенно если вы сами писатель) видели всегда художника-европейца, живущего известными идеалами мыслителя и наблюдателя, а не русского, находящегося на службе, или занятого делами, или же занятого теми или иными сословными, хозяйственными и светскими интересами. Сколько есть писателей с дарованием, которых много образованных людей в обществе знавали вовсе не как романистов, драматургов, поэтов, а совсем в других качествах…».
Об этом удивительном человеке отечественный читатель знает лишь по роману Э. Доктороу «Рэгтайм». Между тем о Гарри Гудини (настоящее имя иллюзиониста Эрих Вайс) написана целая библиотека книг, и феномен его таланта не разгадан до сих пор.В книге использованы совершенно неизвестные нашему читателю материалы, проливающие свет на загадку Гудини, который мог по свидетельству очевидцев, проходить даже сквозь бетонные стены тюремной камеры.
Сегодня — 22 февраля 2012 года — американскому сенатору Эдварду Кеннеди исполнилось бы 80 лет. В честь этой даты я решила все же вывесить общий файл моего труда о Кеннеди. Этот вариант более полный, чем тот, что был опубликован в журнале «Кириллица». Ну, а фотографии можно посмотреть в разделе «Клан Кеннеди», где документальный роман был вывешен по главам.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Владимир Дмитриевич Набоков, ученый юрист, известный политический деятель, член партии Ка-Де, член Первой Государственной Думы, род. 1870 г. в Царском Селе, убит в Берлине, в 1922 г., защищая П. Н. Милюкова от двух черносотенцев, покушавшихся на его жизнь.В июле 1906 г., в нарушение государственной конституции, указом правительства была распущена Первая Гос. Дума. Набоков был в числе двухсот депутатов, которые собрались в Финляндии и оттуда обратились к населению с призывом выразить свой протест отказом от уплаты налогов, отбывания воинской повинности и т. п.