Властители Индийского океана. Становление морских связей между Европой и Азией - [54]

Правда, для турок доходы от таможенных сборов и других налогов всегда были менее привлекательными, чем быстрый доход от успешного грабежа, и после двадцатилетнего размышления они решили прибегнуть к более наглой политике. На троне Османской империи в это время восседал султан Сулейман Кануни Законодатель, в Западной Европе его называли Великолепным, великим монархом (родился в 1494 г., султан в 1520–1566 гг.), чей средиземноморский флот оказался настолько эффективным инструментом правления и завоевания, что он решил использовать его для установления своей власти и на других морях. Долгое время он негодовал по поводу португальской блокады выхода из Персидского залива, поддерживаемой базировавшейся на Ормузе эскадрой, и, как повелитель Египта, султана которого его отец разбил и сместил в 1517 году, он поддерживал переписку с правителями Индии, исповедовавшими мусульманскую религию. Главным из них был правитель Гуджарата, внук того, чья попытка вытеснить португальцев из Индии в союзе с египетским султаном была разбита в морских сражениях при Чауле и Диу. После этих поражений правитель Гуджарата дал португальцам разрешение заходить в Диу для торговли и со временем настолько изменил свою антиевропейскую позицию, что выделил им площадь для поселения, которая позднее была обнесена стеной и укреплена. Его сын и внук, однако, подвергались постоянному давлению Сулеймана, требовавшего, чтобы они вернулись к изначальной враждебности по отношению к португальцам. В результате сын вскоре после восшествия на трон был убит в стычке с португальцами в гавани Диу, а внук, придя к власти, стал планировать вместе с Сулейманом изгнание португальцев из Гуджарата, если не из всей Индии, путем захвата их цитадели в Диу.

Агрессивность восточных планов Сулеймана стала очевидной благодаря строительству флота военных галер в Суэце, которые определенно не нужны были для обороны, и это заставило португальских адмиралов, у которых еще были свежи в памяти уроки Чаула, вести постоянные наблюдения за этим направлением. Но после того сражения экспансия португальской торговли на Востоке достигла такого размаха, что флота оказалось недостаточно, чтобы защитить ее от локальных нападений во всех местах. Выход был один – выводить тоннаж, занятый торговыми операциями, и финансовые потери от такого шага обещали быть больше, чем от турецкого рейда. Поэтому меры для увеличения эскадр на Ормузе и в Адене приняты не были. Да и, как оказалось, в увеличении военной составляющей португальского флота не было необходимости, поскольку на португальцев здесь никто не нападал. Сулейман тоже помнил уроки Чаула, равно как и уроки Малабара, и не собирался рисковать. Он был готов в любой момент вступить в бой с португальцами на суше, что не раз доказывал, но он имел достаточное представление о военно-морской тактике, чтобы понимать: по крайней мере в то время португальцы знали больше и были сильнее. (Просто султан не желал отвлекать силы со средиземноморского театра военных действий, где все это время шли тяжелые сражения турецкого флота с испанским, венецианским и другими. – Ред.) Он опасался наличия дальнобойных пушек в руках противника, который мог демонстрировать такую силу духа, как Лоуренсу Алмейда. (См. примеч. выше. – Ред.) Поэтому его Суэцкий флот ни разу не вышел из Красного моря, если существовала хотя бы малейшая вероятность встречи с крупными силами португальцев.

Но шанс не заставил себя долго ждать. Когда король Ачеха в 1538 году напал на Малакку – об этом уже говорилось, для разгрома ачехского флота потребовались все португальские корабли, присутствовавшие в восточных морях, в том числе эскадры из Ормуза и Адена. В результате португальский флаг на время покинул западную часть Индийского океана. Это случилось во время летних муссонов, то есть когда все плыли в подветренную сторону и не могли вернуться обратно до осени. Это был шанс Сулеймана – попутный ветер к Индии и ни одного корабля противника, чтобы преградить путь. Как только до Сулеймана дошли сведения об уходе флота из Адена и Ормуза, он немедленно отправил приказ своему тезке Сулейману-паше, командовавшему Суэцким флотом, плыть в Гуджарат. Там ему предстояло совместно с армией Гуджарата разорить португальское поселение в Диу и после смены муссонов вернуться в Суэц со всей добычей и пленными, которых он сможет захватить до возвращения португальцев из Малакки.

Это было напрасное предприятие, потому что его успех основывался на уклонении от встречи с португальским флотом, а не на его разгроме. Это была важнейшая ошибка в морской стратегии, означавшая, что, если Диу не будет взят до возвращения флота, он не будет взят вообще. Из-за этой ошибки весь план провалился. За быстрым переходом в Диу последовала двухмесячная осада и обстрел португальских позиций с суши и моря, однако Маскаренхас, доблестный командир португальцев, не спустил флаг, несмотря на огромные потери, до самой осени, когда с переменой муссонов пришли известия о подходе португальского флота. Это оказалось уже слишком для турецкого адмирала. Мы никогда не узнаем, имел ли он прямой приказ при любых обстоятельствах избегать морских сражений, или всему виной была его трусость, но только вид трех чужих парусов на горизонте заставил его отступить с такой поспешностью, что многие его люди и орудия остались на берегу. Турецкие историки утверждают, что он отступил перед многочисленной армадой, но в действительности паруса принадлежали трем маленьким разведывательным каравеллам и на 800 миль вокруг никакого другого флота не было.