Власть нулей. Том 2 - [44]
– Когда каждый сам по себе? – уточнила Марина.
– Да. Вот сейчас в стране наблюдается полная взаимность между народом и властью: власти не нужен народ, народу не нужна власть. Власть не знает, что ещё предпринять, чтобы окончательно от этого народа избавиться, народ не знает, как от такой власти отделаться. Но когда каждый сам по себе, это уже не государство. И тут приходит кто-то и говорит: «Я вас из страшной нищеты выведу в нищету терпимо-умеренную». И люди ему за это уже при жизни памятники ставят. Это не большевики придумали: при царях то же самое было. А уж демократы до сих пор народу свою «любовь» по такой схеме демонстрируют. Ещё в начале девяностых на подстанции украли все цветные металлы, когда на каждом шагу стояли пункты по их приёму, три улицы вообще без электричества остались. Спрашивается, зачем на фоне тотальной безработицы разрешили такие пункты, а потом удивлялись, что охотники за металлами целые железнодорожные ветки из строя выводили? Это же терроризм самый настоящий, когда литерный поезд, за опоздание которого при Сталине расстреливали всех причастных, тут стоял и пыхтел, проехать не мог! Литерный! Тепловозом вытаскивали. Старожилы говорят, что в Войну такого не было, когда враг бомбил! Жители обесточенных улиц лучинку жгли на рубеже веков, и только через десять лет им восстановили энергоподачу. Ликованию народному не было предела! И наша власть только так умеет быть нужной. Сунут нас из двадцать первого века в Средневековье, а спустя какое-то время, чтобы мы хорошенько прочувствовали их «заботу» о нас, переместят куда-нибудь в начало века девятнадцатого. Понятное дело, что девятнадцатый век лучше Средневековья, что и говорить. Но и не двадцать первый, который давно наступил во всём мире. Но мы рады, что хотя бы из Средневековья выкарабкались. И политики рады, что «благодаря политике нашей партии Россия наконец-таки приблизилась к показателям тысяча девятьсот тринадцатого года!». И это когда на дворе две тысячи третий год. Но заметивших это срезают подозрениями в непатриотичных настроениях: «А вы всё недовольны, что б для вас власти ни сделали! Вы не сравнивайте с веком текущим, вы жизни радуйтесь, пока мы вас не закинули куда-нибудь ещё подальше». Живут люди чёрт-те как, а правитель только мудрое лицо скроит: «Я знаю, как вам трудно, но потерпите, братцы, поднатужьтесь, родные мои». Проникновенно так скажет, может быть, заранее перед зеркалом отрепетирует под руководством специалиста по актёрскому мастерству. И у народа на глазах слёзы умиления наворачиваются: «Надо же, о нас помнят! Счастье-то какое! У него за нас, несуразных, душа болит! Давайте его в цари на новый срок выберем». Большевики, может быть, поначалу и хотели создать справедливое государство, да не получилось. Развратились. Власть ведь ужасно развращает, когда обладающий властью человек, который вчера сам рядовым рабом был, начинает чувствовать, что никто над ним не стоит кроме Бога, да и Бог, если вообще есть, слишком высоко… У нашего Авторитета тоже солидный культ личности, хотя он людей вовсе за ценность не считает. Он провёл газ на свою улицу, его там за это теперь боготворят, даже помнят, что у него день рожденья в последний день лета, и поздравляют, хотя он, говорят, это терпеть не может и никогда его не отмечает – не от скромности, а от скрытности. Он для себя газ провёл, но и у других появилась возможность к газопроводу подсоединиться и жить по-человечески, а не от печного дыма задыхаться.
– Известное дело, – кивнул Рожнов.
– Но особенно людям приятно, что он не подвёл под это какую-нибудь «политическую базу», как теперь говорят. А официальная власть если что и делает, то непременно накануне выборов или ещё каких «важных» для себя мероприятий. По принципу «мы – вам, а вы за это что-нибудь нам». Кандидат в депутаты, уж не помню какой, тоже «грозился» подъезды отремонтировать, только чтобы за него проголосовали. Что мы сдуру и сделали, а где он теперь? Теперь ему не до нас, так высоко сидит, что оттуда люди не видны. Один скамейки в скверах и парках установил, но на каждой не забыл написать большими буквами, чтобы за него на выборах «голосили». Его не выбрали, он потом лет пять обижался, дескать, всё для народа неблагодарного сделал, а выбрали какого-то олуха, который даже на мусорные урны около магазинов раскошелиться не пожелал. И на фоне такой лихоманки «я вам – скамейки, вы мне – свои голоса на выборах» некто молча обеспечивает целой улице доступ к газу безо всякой даже мысли, что с улицы с этой можно что-то для себя стребовать.
