Люблю я, знаете ли, творчество художника Нисского. И Крымова люблю. Крымова просто обожаю! Начиная с фамилии. Надо иметь такую простую и краткую, но в то же время богатую на приятные ассоциации фамилию! Сразу слышен плеск тёплого моря, плывёт аромат южных садов, из детства вспоминаются конфеты «Крымское яблоко» с рисунком заката на морском берегу на фантике и чувствуешь на корне языка их вкус: сладкий, но не приторный.
Крымов, конечно, писал не такие пейзажи, как на том фантике. Он писал ту часть России, которую обычно называют Средней полосой. На его картины я могу смотреть часами, и мне не скучно, словно попадаю в сказку, в очарование неописуемое. Ведь это такое чудо – его картины! Это похоже на сон – мягкие переходы, яркие тени, какие-то потусторонние краски. Как он писал зиму! Его зима такая… тёплая. Да-да, это удивительное свойство его письма: изображать никак не оттепель, скорее мороз там царит повсюду, и снегу навалом, но потрясающее чувство умиротворения, спокойствия и тепла не покидает с того момента, как приклеишься взором к полотну. И ещё – тишина. Тишина волшебная звучит на его картинах! Такую тишину можно случайно увидеть в парке, у пруда, на пешеходном мостике через заросший ручей. Это именно тишина цивилизации, а не глуши, где её просто некому нарушить. Я раньше всё думала: как ему это удавалось? Потом много лет спустя прочла в критической статье, что работы художника Крымова продемонстрировали, как «в русскую пейзажную живопись вошел городской житель, способный увидеть настоящую красоту природы среди городских домов и разноцветных крыш, почувствовать тайную жизнь Абсолюта среди городской суеты и шума». Именно городской житель мог всё это увидеть и запечатлеть, как контраст «шума городского»! Деревенский житель не замечает эту тишину, как горожане – скульптуру.
Его картины совершенно не запоминаются по названиям, которые почти ничего не говорят: «Утро», «Зима», «Лето», «Осень», «Розовая зима», «Зимний день», «Зимний вечер», «Летний день», «Летнее утро», «Солнечный день», «Ветреный день». Так у Куинджи есть «Ночь» или «Вечер», нездешние краски, бледная природа, а тут такое буйство цвета! Или вот «Туча»: белый дом на чёрном фоне. И всё же это не просто чёрный фон, а деревья, река, ближний берег с кустами.
В какой-то момент перестаёшь понимать, какая это картина и как она называется, да и зачем вообще её как-то называть. Художник так запечатлевал реальность, что она кажется современной и спустя век. Вот у Нисского есть «Семафоры» или «Полустанок» – у него вообще часто присутствует железная дорога на картинах. Сразу ясно, что изображена середина XX века, потому что сейчас нет таких семафоров и полустанков. А вот «Зимний вечер» Крымова – эта картина могла быть написана и вчера, и сегодня – время на ней неуловимо. У Крымова есть ещё один «Зимний вечер»: улица посередине, домики с ровными углами, словно рисовал ребёнок. Но это не ребёнок, а Мастер! И хорошо, что в реальности его пейзажи совсем не изменились – зачем коверкать такую красоту, забивать её уродскими хрущёвками или заводскими трубами? У нас это умеют, только дай волю. Так «облагородят», что смотреть не захочешь. Ученица нашей школы в сочинении по упомянутой картине написала: «Хотя знаменитый «Зимний вечер» написан Николаем Петровичем Крымовым в 1919-ом году, а ведь ничего не изменилось». И получила выговор от Пионерской дружины! Председатель дружины тряс её тетрадкой на собрании и вопрошал: «Как не стыдно так клеветать на нашу советскую действительность, в которой якобы с тысяча девятьсот девятнадцатого года ничего не изменилось?!». Ученица рыдала до истерики и клялась, что больше так не будет. Мы мотали на ус, как и что надо писать «о нашей советской действительности».
Я это к тому, что сижу в пятом классе на уроке русского языка, и нам задали сочинение по картине Георгия Нисского «Подмосковье. Февраль». Я смотрю на Нисского и вспоминаю Крымова. Их живопись совершенно разная, но я всегда вспоминаю другого, когда увижу кого-то одного из этой пары. Возможно, это потому, что репродукции их картин «Подмосковье. Февраль» и «Зимний вечер» были в конце учебника по русскому языку на специальной цветной вклейке. Нам почему-то казалось, что они помещены в учебник для разбавления его заумности специально, чтобы ученикам было не скучно на уроке. Там был «Заросший пруд» великого Василия Поленова – это просто счастье какое-то! Смотришь и блаженствуешь, словно, набегавшись знойным летом по зелёным лугам и пыльным просёлочным дорогам, сидишь на мостках и болтаешь ногами в воде, а за спиной тёмный лес, который так и манит прохладой и тайнами. «Это ж надо такую глубину нарисовать фактически одним только зелёным цветом!» – восторженно написал кто-то из учеников в сочинении.
Было ещё одно невозможное, непередаваемое счастье, «После дождя. Мокрая терраса» А. М. Герасимова, любимого художника Сталина. Его так и звали: Веласкес при Вожде, он писал портреты политической элиты Советской России, а это полотно создал почти случайно за два-три часа, как увидел на даче угол садовой беседки после сильного ливня. Действительно, так написать можно только на одном дыхании, «таком же свежем, как и дыхание зеленой листвы, омытой дождем». Нет ничего искусственного и придуманного, каких-то специальных перестановок для создания сцены, настолько всё прекрасно само по себе. Увидел и схватил своё время, как есть. Вот бы научиться так писать.
![Воровская яма [Cборник]](/storage/book-covers/08/086ec5131cfee1e9284b895205abfa019c8ddf36.jpg)
