Власть нулей. Том 2 - [29]

Нет ни одной другой нации на планете, ни одной популяции в животном мире, которая бы так странно себя вела: выкладывала ресурсы из своего ареала в чужую среду обитания, словно бы желая её задобрить или даже шокировать нездоровой щедростью. Именно поэтому в показной русской моде сорить деньгами за бугром всегда проглядывает некая пришибленность и ущербность. При этом нет ни одной нации, которая с таким остервенением вела бы разговоры о своём патриотизме и вопила о любви к Родине. Нигде вы не найдёте такого, чтобы американские политики жили за пределами США, чтобы испанский депутат или мэр Парижа прикупил себе огородик под Самарой и проводил там львиную долю своего рабочего времени. Но депутаты из Сибири или чиновники с Волги, безвылазно живущие в той же Испании или под Парижем на деньги российских налогоплательщиков, давно стали обычным явлением, которому никто не удивляется. Чего они там делают, эти перелётные птицы, эти Иваны, родства не помнящие? Они там живут! Потому что, видите ли, «в этой дыре России» нормально жить невозможно. Их же стараниями.

С другой стороны, такое поведение вполне объяснимо, если учесть, что эти люди стали богаты воровским путём. Такое стихийное обогащение было возможно только с помощью нарушения закона и при поддержке… со стороны закона. И не бывает, чтобы вор украденные средства потратил на обустройство жизни ограбленных. Это противоречило бы самой логике воровства и психологии преступника. Именно поэтому у нас так трудно выбить хотя бы косметический ремонт подъездов или запуск автобуса для школьников, вынужденных ходить в школу за десять километров через лес. Разграбившие целый город деятели не выделят и копейки на такую галиматью. Они будут изображать боль за Отечество, морщить оплывшую от обжорства и пьянки рожу, ныть и причитать, как они устали от этих зашкаливающих капризов какого-то быдла, вообразившего себя людьми. Им в самом деле некогда, потому что надо лететь в Болгарию, где они собираются прикупить симпатичный коттедж на побережье, а потом их ждёт «рабочая поездка» в Финляндию, где… А тут эти холопы, мать их, бормочут что-то о ремонте каких-то обваливающихся потолков! Жили вы при них и дальше проживёте, если это вообще можно жизнью назвать. У вас всю дорогу если не потолки осыпаются, то полы проваливаются или асфальт под ногами крошится. Мы чем виноваты, что вы так ходите? Ох, дикая страна! За что, Господи, за какие такие грехи нас сюда закинуло?

Человек, ставший миллиардером на развале и распродаже нескольких промышленных предприятий, на обмане десятков тысяч земляков, оставшихся без работы и зарплаты, не будет ничего для них делать. Не для того он воровал и дрожал как лист осиновый, как бы не спалиться, не для того нервную систему расходовал и валидол глотал, запивая водкой. Ему дешевле и проще вывести деньги и ценности из «этой помойки», выслать всех, кто ещё дорог, чем попытаться из устроенной им помойки сделать оазис. Это в самом деле противоречит всякой логике: восстанавливать то, что было тобой же умышленно разорено и разрушено только что.

Но у нашего Авторитета свои все были здесь. И он всё чаще приходил к странной для себя мысли, что ему не всё равно, какая жизнь здесь царит сегодня и какой она будет завтра. Ему надо обустраивать жизненное пространство для своих детей. И ни где-нибудь, а вот здесь. Не в Европу везти на всё готовое, созданное кем-то другим, а создавать приемлемые условия жизни самому. Здесь, где царит такой упадок, что от безысходности пачками спиваются здоровые и сильные мужики, а бабы превращаются в бесполую тяговую силу. Его дочь одно время училась в Петербурге, но потом решила, что хочет жить и работать в родном городе. Авторитета это в какой-то степени напугало, потому что наш город на его взгляд не был предназначен для жизни.

– Зато у нас жить интереснее, – объяснила ему дочь. – Живёшь и не знаешь, чем всё кончится. А неизвестность всегда лучше, потому что есть надежда, что всё будет хорошо. Жизнь в большом городе беспокойная и нервная, а наша успокаивает и разгоняет мрачные мысли. В мегаполисе существует множество сообществ, и каждый человек вращается в своём кругу, имеет обязанности перед ним. Времени не остаётся даже на родственников. Сосед не знает соседа, жители одного подъезда имеют самые смутные представления об обитателях соседнего. А я знаю почти всех поимённо, кто живёт рядом, кто чем занимается. И меня все знают!

– Давай, я тебя в Англию отправлю учиться, – предлагал ей Авторитет, – раз в Питере не хочешь.

– Нет! – топнула она ножкой. – Папка, ты меня не слушаешь!

– Слушаю тебя внимательно…

– Не слушаешь! Ты до сих пор считаешь меня птенчиком, который расчирикался не по делу, а я хочу жить здесь.

– И сейчас?

– Да! Здесь всё ближе к жизни. Там идёшь по улице: кругом чисто, всё ухоженно, дома красивые, как собранные из конструктора игрушки. А здесь дома серые, грязные – сразу видно, что в них живые и несовершенные люди живут. На верёвках ползунки висят или чьё-то бельё застиранное – пусть это безалаберно, но как-то теплее. Кто-то в трусах на балконе курит, кто-то с соседями через окно разговаривает. То есть слышен какой-то пульс у дома. Сбивчивый, аритмичный, но пульс. А там нет пульса. Всё правильно и идеально. И вот с кем я там буду дружить?