Власть нулей. Том 2 - [27]
– Смотри, женихи ещё повалят к такой богатой невесте.
– Ай, невесты сейчас никому не нужны, сейчас только женихи в цене. Нынче они с голой жопой придут, но с таким видом, словно одолжение великое сделали. Женихи в России как дороги: много, но в пригодном состоянии – единицы. Баб обязали придавать им хоть какой-то вид, иная жена всю жизнь на него угрохает, как асфальтоукладчик, как путеец с кайлом. Превратится в развалину, постареет раньше времени – не зря в цивилизованных странах для женщин запрещён тяжёлый труд. Он и для мужчин там запрещён. Но наша сделает из своего горя лукового что-то путное, проложит к нему дорогу, а катаются другие. Нищую невесту они шпыняют: кому ты нужна, у тебя же нет ничего. Невесту с приданым точно так же ощиплют и недоумевают: кабы не твои барыши, сроду бы с тобой не связался. Сама баба никому не нужна, всё мимо неё, так что хватит с меня приключений. Много ли мне надо? Мы с маманей купим себе на неделю буханку хлеба, и нам хватает. Да и вообще после тридцати ничего не хочется, это лет десять тому назад всего хотелось попробовать… На красивые тряпки нет смысла тратиться. Кому их здесь демонстрировать, кого прельщать-то?
– Как кого! А как же Примус?
– Зачем мы ему? Бабы для таких, как операционная система для кочерги – без надобности.
– Так ты не спросила Авторитета, на что он деньги за твою московскую квартиру потратит? – спросила Маринка.
– Смерти моей хочешь? Найдёт на что, у него планы наполеоновские. Он вообще будто бы собирается свою Лесную улицу асфальтировать. Нет, что ни говорите, а не такой уж он и плохой, каким кажется.
Так за разговорами мы дошли до родной Загорской улицы. Дождь за это время превратился в настоящий ливень. Мы промокли и замёрзли. Под скамейкой у входа в библиотеку валялся уже в стельку пьяный Лёха и храпел на весь квартал распахнутой в небо пастью.
Авторитет в самом деле подумывал приблизить свою Лесную к европейским стандартам. Ей было несколько веков. Она появилась, должно быть, когда здесь возникло самое первое поселение. Люди пробивались вглубь леса, осушали болота, валили деревья и выкладывали ими дорогу. Они и в двадцатом веке верой и правдой держали грунт, хотя ушли глубоко под землю. Благодаря им Лесная улица оставалась одной из самых сухих в городе, хотя бы в сравнении с тем же Мировым проспектом. Но с началом третьего тысячелетия и она раскисла, ничто не вечно. Годы пошли дождливые, да и болота начали наступать, забирая назад без боя некогда свои владения, с большим трудом отвоёванные у природы предприятиями по добыче и переработке торфа. Предприятия эти приказали долго жить ещё в идиотские девяностые, когда государству словно бы всё стало без надобности, включая топливо, удобрения и много ещё чего, что даёт торф.
Авторитет жил в самом конце этой улицы, поэтому каждый день ездил по ней, но до недавнего времени не обращал внимания, что там под колёсами: машина у него такая, что проехала бы и по трясине. УАЗ обыкновенный. Точнее, не совсем обыкновенный, а «Симбир», предшественник «Патриота», а слово это он понимал буквально: пригодный для родной страны. Назвался патриотом, так изволь соответствовать. Даже УАЗ не всегда справлялся с этой задачей, хотя что можно требовать от машины, когда ей приходится ездить по отвратительным дорогам. Не дороги даже, а их полное отсутствие! Авторитет не любил сорить деньгами, и не понимал, почему россияне так комплексуют по поводу иномарок, и если кому удаётся отхватить свой первый лям, сразу тратят его на японские и немецкие машины, к которым требуется одно небольшое, но важное приложение – великолепные автотрассы. Которых нет. А уж брать нежную «француженку» с коробкой-автоматом это вообще на грани! Это всё равно что нежную утончённую барышню за свирепого алкаша и садиста выдать. Видел он этих «счастливчиков», которые ловили свою чудо-коробку после первой же колдобины, иногда себе на колени.
На выезде из города он специально для себя поставил мойку с независимым от городского водоканала водопроводом, а то рвачи из руководства повадились отключать воду в любой момент и без предупреждения. Простые смертные перебьются и без мытья, а Авторитету, согласитесь, совсем несолидно выезжать из города на ежедневный промысел в уделанном до крыши автомобиле. Но тут он подумал, что и в черте города как-то не по рангу возить на капоте ошмётки грязи. Уж ладно, когда какой-то «жигулёнок» гребёт ушами по дорожной каше, или «москвичонок» на каждом ухабе ныряет носом в серо-зелёную пыль, но ты-то не абы кто, а самый главный человек в городе, можно сказать! Меньше всего он думал, что дорога нужна и другим людям.
Но он думал о своих детях. Вынужден был думать. Только теперь он понял, почему по канонам преступного мира криминальный авторитет не должен иметь семьи. Потому что он должен оставаться вечным подростком, которому не надо тратиться на мирские заботы, которого ничего не будет отвлекать от дел. Есть такое слово «оторва», означающее неприкаянное, оторванное от всех и вся существо, живущее, как ему заблагорассудится. Но, будучи отцом, человек уже не может исповедовать философию бездомных и безродных искателей приключений. Нельзя не учитывать того обстоятельства, что на этой огромной земле помимо сплошных врагов у тебя есть несколько дорогих людей. Ужасное и великое изобретение – семья, когда мужчина или стонет и бежит от заботы о своих, или хочет быть нужным и самым лучшим для них. Авторитету хотелось быть самым. Он словно бы опроверг расхожую теорию, что бандит и убийца обязательно неустроен в личном плане, что у него срабатывает какое-то там генетическое вырождение и всё такое прочее. На Востоке есть такие головорезы, с какими европейской цивилизации и сопоставить-то некого. Основатели мирового терроризма были людьми семейными и даже многодетными, доживали до глубокой старости и умирали спокойной, благородной смертью в собственном доме и при хорошем уходе внуков и правнуков. Их дети вырастали людьми утончёнными и образованными. А русские верят в судьбу и возмездие только потому, что законы и власть хронически не работают. Пусть верят – каждому по вере его.
