Власть - [70]

Дрэган хотел снова крикнуть ему: «Негодяй!» — но сдержался. Он знал, что Танашока не раз обманывал людей и ему ничего не стоит обмануть еще раз. Поэтому у Дрэгана не оставалось никаких сомнений насчет того, как поступить. Только таким путем люди не будут обмануты и на самом деле убедятся, кто такие коммунисты, во что они верят и каковы их цели. Только таким образом станет ясно, кто на самом деле развязывает террор и насилие.

— Мы не выйдем, господин Танашока, будьте уверены в этом, — ответил Дрэган твердым тоном. — И можете не сомневаться: мы еще до разговора с вами решили выпустить находящихся здесь людей, даже если они спекулянты или ваши подручные. Мы не совершаем преступлений. Население с нами, и мы можем устроить все мирным путем.

Не дожидаясь ответа старика, он положил телефонную трубку и окинул взглядом товарищей, будто хотел убедиться, готовы ли они.

Да, они были готовы.

Он пошел впереди них. Темнота уже не мешала им. Они теперь хорошо ориентировались в этом большом здании, как будто владели им долгое время. Шаги идущих гулко отдавались в тишине. На первой ступеньке Дрэган остановился, не выдержав:

— Алексе убили… негодяи!

Боль сжала ему горло, и Тебейкэ понял это даже в темноте. Расстроенный, как и Дрэган, он по-дружески стал успокаивать его:

— Оставь, Дрэган… У нас мало времени, и многое надо сделать, сам знаешь… Оставь…

Дрэган зажег фонарь, осветил ступеньки.

Они шли друг за другом, и слова Тебейкэ: «У нас мало времени, и многое надо сделать» — звучали в ушах каждого.

По окаменевшему лицу Дрэгана пробежали две крупные слезы. Он подавил рвавшийся из груди стон. Взволнованный Киру положил ему руку на плечо:

— Дрэган, успокойся! Ты должен еще поговорить с торговцами!

Дрэган кивнул головой:

— Поговорю!

Он быстро спустился по парадной лестнице и остановился на последней ступеньке.

— Послушайте! — крикнул он в почти непроницаемую темноту холла. — Вам раздадут постановление и списки цен. Вы направитесь в ваши магазины, вывесите эти листки на видном месте и будете строго соблюдать постановление. Имейте в виду: не играйте с огнем! Наши силы очень велики. Когда мы восстановим в городе порядок, торговать будет разрешено только тем, кто выполнил наше постановление. У нас будет достаточно источников информации: вы ведь сами видели, сколько населения вышло сегодня на нашу демонстрацию. Имейте это в виду!..

30 октября, 2 часа 19 минут. Некоторым сумерки кажутся новым рассветом

Осенняя ночь была холодной и влажной. Площадь стала похожа на поле боя. Статуя поэта возвышалась над морем черных беретов моряков. На тротуарах, за столиками ресторанов пили распоясавшиеся хулиганы. Под столами они держали толстые дубины, в карманах — пистолеты. В расположенных этажом выше учреждениях ставни были закрыты, будто эти учреждения еще не ожили после войны.

Здесь сосредоточилось несколько подразделений, расположившихся полукругом и отделенных друг от друга небольшими промежутками. У входа в здание примэрии змеились по асфальту толстые черные провода, ведущие к ящикам с динамитом в подвал, под фундамент здания.

— Братья, братья, это я, полковник Кондря, префект уезда! — послышался удививший всех голос.

— Что такое?..

Командор отскочил от своего стола, где он вместе с другими офицерами организовал нечто наподобие штаба, и вышел вперед.

— Братья… выпустите нас, братья!.. Нас здесь несколько честных людей! — кричал все тот же голос.

Когда префект был у выхода из примэрии, командор через разбитое окошечко в узорчатой двери увидел губы и кончик его носа.

— Господин командор, это я, полковник Кондря! И господин Сегэрческу тут! С нами еще несколько честных людей… Откройте дверь!

Командор отдал несколько коротких команд. Решетку отвели, открыли дверь. Префект всей своей тяжестью упал на грудь обнявшего его командора, сумев лишь вымолвить признательное:

— Братья!..

Вслед за ним вышел инженер Сегэрческу. Он остановился в дверях, еще не веря в освобождение, потом обрел свою обычную манеру держаться и обвел взглядом группу зданий на противоположной стороне площади. На несколько секунд его взгляд задержался на здании клуба национально-либеральной партии. Мысленно сказав: «Теперь я герой!» — он с гордо поднятой головой шагнул вперед и, похлопав офицера по плечу, произнес:

— Спасибо вам, командор!

Командор хотел было поклониться в ответ, но префект, обнявший его, мешал ему это сделать.

— Много ли в примэрии людей, господин префект? — спросил командор.

— Много! Черт знает сколько их там! Хорошо, что мы вырвались, — сказал префект, думая только о своей собственной персоне.

Возле двери один моряк, а чуть подальше еще двое осматривали выходящих. Когда они закрыли дверь и отошли, никто не заметил, что в группе вышедших из здания было не восемнадцать, а девятнадцать человек.

Ночь опускалась на площадь.

Внезапно Дину почувствовал на себе чей-то колючий взгляд. Он увидел крупное лицо, густую, местами поседевшую бороду. Глаза были маленькими, живыми, и в них застыла насмешка. Дину хотел отстать, но густой насмешливый голос окликнул его:

— Что, не узнаешь меня?

— Нет, не узнаю.

Первой мыслью Дину было убежать. Он мог бы раствориться в массе солдат, но до них оставалось не менее двадцати шагов. Маленькие глазки бородача по-прежнему насмешливо смотрели на него. Дину хотел было потихоньку слиться с остальными моряками, но почувствовал, что его схватили за руку. «Этот меня выдаст», — подумал он, и в этот момент в его ладони зашелестела бумажка.