Власть - [47]
К нему подошли тренер и маляр.
В ночи, из-за черных, увитых плющом старинных стен, окружавших огромный парк и владения Танашоки, казалось, за ними следили десятки глаз.
Они позвонили в дверь, и прошло довольно много времени после звонка, прежде чем перед ними неслышно открылись хорошо смазанные в петлях железные ворота. Раскрылись беззвучно, но резко, и в них появился абсолютно лысый слуга, похожий на пирата.
Ни о чем не спрашивая, он заговорил первым:
— Придется подождать, господин Танашока кушает.
Из глубины аллеи виднелся слабый свет. Шаги по каменным плитам отдавались гулким эхом. Справа и слева теснились мрачные заросли кустарника и каменные статуи собак. Шагая в полном молчании, Дрэган насчитал около двадцати каменных собак. За кустарником, как ему показалось, послышались едва различимые шаги, заглушаемые шумом моря, рокочущего где-то в конце парка.
Всему городу было известно, что дом Танашоки можно рассмотреть только с моря, да и то под определенным углом.
Море грозно шумело разбушевавшимися волнами, и оттого, что его не было видно, оно казалось еще более грозным.
Огромные часы в деревянном корпусе, инкрустированные перламутром, пробили девять раз.
Вот уже полчаса шестеро пришедших ожидали Танашоку в отделанной черным деревом комнате, обставленной мебелью с плюшевой обивкой ядовитого цвета.
Никто не появлялся. Слуга с маленькими глазками, похожий на пирата, исчез. Дом хранил зловещее молчание. Слышался лишь приглушенный шум моря.
Никто не проронил ни слова. Дрэган тоже молчал, задавая себе один и тот же вопрос: «Что замышляет теперь Танашока?»
Предстоящая встреча волновала Дрэгана. Ему не приходилось еще встречаться с Танашокой. Однажды ему представился случай встретиться с ним — на судебном процессе над Алексе, однако из соображений конспирации Дрэгану запретили быть там. И сейчас это было не волнение, а, скорее, нечто вроде нервного возбуждения. Его беспокоило, чем все это кончится, что он скажет людям. Это и было причиной его озабоченности, а не сама встреча. Дрэгана выводило из себя, что старик не выходил к ним, что их держали в неведении. Дрэган подумывал о том, что может случиться в примэрии за время его отсутствия. Его волновало и то, что он не успел зайти в типографию. Правда, дело там все равно готово было лишь наполовину, так как список минимальных цен еще не составили. Однако, несмотря на то что воедино собралось столько причин для волнения, Дрэган внешне сохранял невозмутимый вид и уже в который раз пересчитывал нагревательные трубки терриконовой печи, похожей на сложный музыкальный инструмент. И каждый раз избегал при этом смотреть на висевший портрет в овальной раме. Лицо женщины с большим разрезом глаз напоминало ему ту… точнее, не напоминало, а заставляло задаваться вопросом: как он мог потерять девушку, после того как столько разыскивал ее? Как он только мог ее потерять?! От этой мысли Дрэган расстроился еще больше. Он весь кипел. Казалось, еще одно мгновение — и он взорвется: «Старая свинья!.. У нас столько дел, а ты!» А потом начнет крушить все и вся.
Он едва сдерживал себя, мрачно думая: «Правы были те, кто советовал позвать его к себе и как следует припугнуть!»
В это мгновение неслышно, как и все, что делалось в этом доме, открылась дверь и в ней появился «пират» с маленькими глазками. Он демонстративно, сохраняя полное молчание, распахнул еще одну дверь и едва заметно кивнул им. Они переступили порог и оказались в комнате, похожей на оранжерею. В глаза сразу бросились извивающиеся кактусы и агавы с толстыми листьями. На зеленом фоне растительности вошедшие увидели блеклое, почти прозрачное лицо, сквозь которое, казалось, просвечивали находившиеся сзади него растения.
На сухом, пергаментном лице с набрякшими веками, в неопределенного цвета глазах не появилось никаких эмоций при виде вошедших.
— Добрый вечер. Садитесь, — сказал старик, и голос его, казалось, прозвучал совсем с другой стороны. Голос был низким, гортанным и совсем не гармонировал с этим мертвенно-бледным человеком. Лишь движения нижней челюсти свидетельствовали о том, что это говорил он.
Танашока поднялся из соломенного кресла. Это был костистый, худой, высокий мужчина в костюме из серой фланели с накинутым на плечи коротеньким пледом. Он протянул свою сухую, жилистую, с желтоватой кожей руку, на пальцах которой виднелись два толстых золотых перстня.
— Работаете в порту? — спросил Танашока.
— Не все, — ответил Дрэган. — Вот он — железнодорожник, он — маляр, а это футбольный тренер…
— Ах, вот как! — произнес старик, словно открывая для себя нечто важное. Глаза его загорелись. Теперь они казались черными, а лицо перестало быть столь монашеским. Глубокие морщины на щеках, у основания носа, над бровями немного расправились, однако движение ноздрей и губ свидетельствовало о большой воле.
Терпение Дрэгана лопнуло.
— Господин Танашока! — решительно сказал он. — Мы пришли к вам потому, что вы человек старый и уже давно не выходите из дому. Мы ставим вас в известность, что четыре часа назад население города и близлежащих сел штурмом взяло примэрию и изгнало бывшего примаря…
Максим Осипов – лауреат нескольких литературных премий, его сочинения переведены на девятнадцать языков. «Люксембург и другие русские истории» – наиболее полный из когда-либо публиковавшихся сборников его повестей, рассказов и очерков. Впервые собранные все вместе, произведения Осипова рисуют живую картину тех перемен, которые произошли за последнее десятилетие и с российским обществом, и с самим автором.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).
Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!