Власть - [45]

Шрифт
Интервал

— Эй! — окликнул кто-то шедших с Дрэганом. — Взяли примэрию, теперь давайте еду!

— Жратву! — насмешливо проговорил верзила в белом берете, которого нетрудно было заметить, так как он на голову возвышался над всеми. Дрэган окинул взглядом собравшихся и, положив руку на плечо высокой женщины в черном платке, стоявшей от него справа, спросил:

— Мать, за какое время можно испечь хлеб?

— Зависит от закваски, — ответила она сердито.

— Плохая закваска. Откуда теперь возьмешь хорошую?

— Четыре часа на все, — ответила женщина, слегка удивленная серьезным тоном Дрэгана.

Тот потянул за ремешок и вытащил из кармана огромные тяжелые часы.

— Четыре часа? — Он посмотрел на тех, кто сгрудился вокруг него. — Прошло два часа и сорок минут, как меня поставили примарем. Будьте уверены: через четыре часа у вас будет хлеб! — И рассмеялся, показав свои крупные зубы. — У нас сейчас нет закваски, но надо немножко потрясти торговцев, чтобы продали по минимальной цене…

Людей вокруг становилось все больше. Человек с большими черными глазами явно был не в восторге.

— Да, но откуда взять деньги и для минимальной цены, если тебя уволили с работы? — спросил кто-то из толпы.

— Сегодня же вас вновь примут на работу, — заверил Дрэган. — Подождите, сегодня будет вывешено на улицах наше первое постановление. Будет также объявлен список обязательных цен.

— Да, да! — проговорил футбольный тренер из толпы. — Если не забьешь гол, не выиграешь встречу! — И, потянув за собой маляра в военной каске, испачканной известью, пошел рядом с Дрэганом. — Эй, браток, — обратился он к Дрэгану, — мы ведь не коммунисты…

— А я разве тебя об этом спрашивал?

— Нет, но чтоб ты знал…

— А зачем?

— А вот зачем! Знай, мы еще не разобрались во всем, но вы ближе к нам, чем другие. Дайте нам работу. Сейчас нет желающих учиться играть в футбол…

— Но ты можешь учить людей разоблачать спекулянтов.

— Спекулянтов?! — выпятил грудь, словно принимая мяч, тренер. — Это по мне… Я их обштопаю в момент!

С другой стороны Дрэгана тянул за рукав старичок с худым суровым лицом.

— Послушайте меня! Я тоже помогал захватывать примэрию, но… не вздумайте закрывать церкви! Господь отвернется от вас, хоть он всегда и с бедняками!

— Не беспокойся, отец, не закроем. У нас без господа бога дел по горло.

Они уже с трудом продвигались вперед. Сзади, со стороны бульвара, постепенно подходили все новые группы людей, принимавших участие в демонстрации.

— Люди добрые, не считайте, что мы со всем покончили. Идите в свои кварталы, окажите помощь отрядам, которые будут проводить в жизнь наши постановления.

— Это мы знаем. Нам об этом секретарь еще в примэрии сказал.

— Ну и что же вы?! Собирайтесь группами и идите на рынки.

Толпа становилась все больше и больше, напоминая собой армию.

Вдруг в середину толпы ворвалась долговязая женщина в грязно-белом халате, похожая на огородное пугало.

— Помогите, помогите! Утихомирьте этих молокососов! Их натравили на меня! — Она говорила не переставая, быстро шевеля губами и ошалело тараща глаза то на одного, то на другого. — Захватывайте примэрию, сиротский приют, захватывайте салон жены префекта, но не натравливайте на меня этих бездельников! Хотите выгнать меня?..

— Да что с вами? Что случилось? — наконец кому-то удалось спросить ее.

— А вы посмотрите, — ответила она тем же раздраженным, визгливым тоном, быстро шевеля губами. — Они взяли штурмом кладовку и теперь все перепачкали повидлом.

— Да кто же это?

— Как кто? Черти! Молокососы! Их подобрали на улице. Я заботилась о них… Дети из сиротского приюта, вот кто!.. — И, сказав: «Ах, я больше не могу!» — это огромное огородное пугало упало без чувств на руки долговязому мужчине в белом берете…

Когда они добрались до ворот сиротского приюта, то увидели следующую картину. Продавец газет Костикэ, взобравшись на два ящика с мармеладом, выкрикивал, как будто бросал лозунги из газетных статей:

— Граждане, мы захватили то, что по праву принадлежит нам! Вы насытились сахаром и мармеладом?! Благодарите за это трудовой народ!

Около тридцати худеньких, бледных, нестриженых детишек, одетых в одинаковое отрепье, так что нельзя было отличить девочку от мальчика, с перепачканными мармеладом щеками и носами, слушали его с некоторым недоверием, и в их грустных глазах нетрудно было прочитать, что все это они делают, надеясь получить еще что-нибудь из еды. Время от времени то один, то другой вытаскивал из карманов грязный, крепко сжатый кулачок и, запрокинув голову, сыпал в рот сахарный песок.

— Я им отдала ключи от склада, я им отдала все… Но чтобы прогнать меня?.. — кричала надзирательница.

Когда Костикэ увидел собравшуюся возле ворот толпу, он воскликнул:

— Да здравствует трудовой народ, ура!

Однако, оказавшись среди такого множества взрослых, тщедушные ребятишки струхнули. Инстинкт голодного, беззащитного сироты, которого может побить кто угодно, проявился немедленно. Одни попытались было бежать, другие не знали, куда спрятать глаза, и пытались как-нибудь выкрутиться обманом, на лицах третьих виднелись упрямство и ненависть к тем, кто в конечном счете должен их победить.

Дрэган, заметив это, обратился к ним со словами:


Рекомендуем почитать
Возвращение

Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.


Тельце

Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.


Упадальщики. Отторжение

Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.


Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).