Власть - [44]
Дрэган никак не прореагировал на его попытку пошутить. Когда тот умолк, Дрэган сухо уточнил:
— Мы не по этой причине взяли штурмом примэрию.
— А, разумеется!.. Я не имел в виду ничего подобного! Мне хотелось лишь сказать вам, господин Дрэган: если этого не сделали бы вы, сделали бы мы. Этого недоумка надо было гнать.
Дрэган неопределенно пожал плечами:
— Я его не знаю!
— Это я вам говорю, господин Дрэган!
— Я его не знаю, и лично у меня с ним ничего не было…
Сегэрческу пустился в пространные рассуждения о принципиальности борьбы, но Дрэган остановил его:
— Мы взяли примэрию для того, чтобы вы не смогли уволить рабочих с верфи.
На властном, с чеканным профилем лице Сегэрческу появилось выражение досады.
— Господин Дрэган, речь идет об административном совете, о Танашоке. Он — председатель и голова всему! Мы — лишь исполнители, мы…
— Вы будете выполнять то, что скажем мы. Вы обязаны дать работу людям, чтобы у них был кусок хлеба.
Сегэрческу при этих словах всего передернуло. Он встал в нарочито вызывающую позу и попытался посмотреть Дрэгану прямо в глаза.
— Господин Дрэган, — произнес он, — я современный политик. Мои взгляды на политику и социальные проблемы ни для кого не секрет. Но что поделаешь, если многие из моего окружения — политики старой закалки? — Инженер взбодрился и перешел на патетический тон: — Вы знаете, господин Дрэган, как во время первой мировой войны господин Танашока разрешал политические проблемы?.. Вы знаете его виллу — огромную территорию, окруженную толстыми стенами? Так вот, одни утверждают, будто он завлекал туда своих политических противников или конкурентов и убивал там. У него там есть прямой канал в море. Туда, мол, он и спускал убитых. Через несколько дней их выбрасывали волны на какой-нибудь пляж… Другие считают, будто он их продавал каким-то туркам, которые забирали их на лодках возле его личного дебаркадера, того самого, возле виллы. На лодках их отвозили якобы на какие-то острова, где те работали как рабы. В любом случае люди исчезали. Это его политика — террор и насилие… А у меня… у меня глубоко обдуманные взгляды, тесно увязанные с современным характером политической ситуации, и мне вот приходится работать с такими партнерами.
— Выходит, он преступник? — спросил Дрэган, сделав знак Тасе Мустэчиосу, который появился на ступеньках здания ратуши.
— Преступник?! Нет!.. — Инженер вновь напустил на себя важный вид и с возмущением в голосе, словно он порицал Танашоку от имени всего человечества, проговорил: — Такова политика. Это политика старорежимная. Не взыщите, но и вы практикуете такую же политику. Ваша политика — террор. Приходите с толпой для того, чтобы взять штурмом примэрию! Это не по-современному, господин Дрэган!
— А как же надо по-современному?
— А вот как. У меня на этот счет совершенно ясная теория. Я считаю, что у нас, потомков римлян, коммунизм не приживется. Вы понимаете? Коммунизм не приживется у народов латинской расы, что бы вы ни предпринимали. Вот почему вы и прибегаете к акту навязывания своей воли, как это случилось сегодня!
Сегэрческу смотрел зло и угрожающе, а Дрэган взглянул на собеседника с недоумением человека, который решал, то ли поколотить его, то ли посмеяться над ним. Подошедшему к нему Тасе Мустэчиосу Дрэган сделал знак подождать и, повернувшись к инженеру, с угрожающей хрипотой в голосе произнес:
— Вот пока мы выясним, приживется или не приживется у нас коммунизм, вы примете людей на работу, господин Сегэрческу.
Инженер принялся было возражать, всей своей маленькой фигуркой подчеркивая несогласие:
— Вот видите! Диктатура, террор, ультиматумы, угрозы! Почему мне тогда не согласиться с моими сторонниками, которые применяют те же самые методы?! — выкрикивал он в расчете, что его услышат люди, собравшиеся неподалеку. — Имейте в виду, господин Дрэган, коммунизм у нас, людей латинской расы, не приживется! — И он торжественно и важно зашагал прочь. — Я опоздал, — проговорил Тасе Дрэгану. — Ну, что говорит Тебейкэ?
— Все в порядке. Он говорил с Алексе. В примэрии никаких затруднений.
— Тогда созывай людей — и пошли. Тебейкэ скажи, что я не приду.
Он пошел задумчиво и медленно, дожидаясь, когда, его нагонят остальные. Надо было непременно встретиться со старым Танашокой…
Они шли по узким, кривым улочкам, между маленькими, выкрашенными в разные блеклые тона греческими домиками, крутые крыши которых были покрыты одинаковой серо-коричневой старинной черепицей.
Их было двенадцать здоровенных мужчин. Они шагали тяжело, как грузчики. Может быть, среди них и не все были грузчиками, но тон всем задавал Дрэган. В куртке Тебейкэ Дрэган казался намного моложе и симпатичнее. Перед тем как они тронулись в путь, Дрэган крикнул:
— Нам надо идти к Танашоке. Тебейкэ остается за меня. Кто пойдет со мной?! — И он начал торжественно выкрикивать каждого по имени. По всему было видно, что его занимали очень важные мысли. Борьба с такой акулой, как Танашока, не могла оставить его равнодушным.
Они вышли на широкий бульвар, по которому туда-сюда сновали люди. Те, кто собирались группами, о чем-то горячо спорили, а одиночные прохожие проскальзывали мимо, подозрительно, с опаской и любопытством оглядываясь по сторонам.
Проснувшись рано утром Том Андерс осознал, что его жизнь – это всего-лишь иллюзия. Вокруг пустые, незнакомые лица, а грань между сном и реальностью окончательно размыта. Он пытается вспомнить самого себя, старается найти дорогу домой, но все сильнее проваливается в пучину безысходности и абсурда.
Творится мир, что-то двигается. «Тельце» – это мистический бытовой гиперреализм, возможность взглянуть на свою жизнь через извращенный болью и любопытством взгляд. Но разве не прекрасно было бы иногда увидеть молодых, сильных, да пусть даже и больных людей, которые сами берут судьбу в свои руки – и пусть дальше выйдет так, как они сделают. Содержит нецензурную брань.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.
Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.
К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…
Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).