Власть - [32]

— А вас никто и не гонит, господин профессор, — ответил ему Дрэган, стараясь идти с ним в ногу.

Из-за широкой спины Дрэгана высунулся Тебейкэ, непримиримый как всегда.

— Никто вас не гонит, но мы вам ясно заявляем: вы можете быть только или с нами, или против нас! Другого пути нет!

Профессор посмотрел на него недовольными стариковскими глазами, пытаясь разглядеть молодого человека. Его голос задрожал от гнева, как будто Тебейкэ коснулся чего-то святого:

— Нет, нет! Я не могу быть против… Я историк. Тацит, мой учитель, говорит, что история пишется без ненависти и беспристрастно. Да, да… Никого не люблю, но и не испытываю ни к кому ненависти!..

Они пошли дальше, не меняя направления, но все так же в стороне от колонны.

— Мне жаль вас, профессор! — Тебейкэ на мгновение остановился перед ним, с сожалением глядя на него. — Без ненависти, без любви? Тогда чего же остается у вас в жизни?

Мало-помалу профессор отставал.

— Идемте с нами, идемте, профессор, не пожалеете! — приглашал его Дрэган, оглядываясь.

Но профессор снова сделал предостерегающий жест рукой.

Тогда рассердился даже до сих пор восхищавшийся стариком Дрэган. Потирая подбородок, он с презрением произнес:

— Если бы мы все были только зрителями, то, черт возьми, кто же делал бы историю?

Но вот за спиной у них оказался уже последний высокий, узкий, с пузатыми балконами дом, и просторная площадь открылась перед ними. Крики «ура» стали еще громче, люди начали сильнее размахивать трехцветными и красными флагами. Посреди площади возвышался памятник известному поэту, а в глубине ее стояло здание примэрии, построенное в псевдонациональном стиле, с широкими аркадами и многочисленными крышами из красной черепицы.

Колонна внезапно остановилась, и люди стали натыкаться друг на друга. На балконах домов, лестницах и на площади появились одетые в черную форму вооруженные моряки.

На мгновение все замерло, и тут раздался чей-то голос:

— Не посмеют стрелять… Что они, не такие, как мы?

Снова все смолкло, и опять раздался голос:

— Да, но кто-то должен сказать им это!

Старый Никулае почувствовал, как по телу побежали мурашки. Ему захотелось крикнуть: «Братцы, не стреляйте, у нас же общие интересы!» Он стал торопливо пробираться сквозь толпу, и тут позади себя услышал чей-то голос:

— Куда он идет? Остановите его! Не он должен идти, кто-нибудь другой!

Увидев Никулае, Дрэган бросился вслед за ним, расталкивая локтями толпу. Он и сам не заметил, как оказался один на пустом тротуаре.

Со стороны толпы доносился лишь приглушенный шум. Дрэган хорошо видел моряков, их винтовки, направленные на него. На него и Никулае. Старик был немного впереди. «Они меня убьют, — подумал Дрэган, внимательно оглядев здание примэрии. — Как бы там ни было, Никулае людям нужнее, чем я». Дрэган решительно прошел вперед и прикрыл собой председателя.

— Братцы! — закричал он. — Я знаю, вы не станете стрелять, но этого мало! Переходите на нашу сторону! — Он взмахнул одной рукой вверх, в то время как другой с силой толкнул Никулае назад. — Братцы, мы хотим устранить спекуляцию, из-за которой голодают наши семьи, мы хотим сместить тех, кто затягивает проведение в жизнь аграрной реформы, в которой вы и ваши семьи так нуждаются… Братцы! Братцы, в ваших жилах течет такая же кровь, кровь эксплуатируемых, тех, кого нещадно грабят!

29 октября, час атаки

За моряками на площадь ступили пехотинцы. Командовал ими Василиу. Он шел во главе своей части после колонны моряков. Командор, который передал ему приказ генерала, разозлил Василиу. «Свинья, — сердито говорил про себя Василиу, вспоминая, как командор разговаривал с ним. — Какой он мне командир? Я ему не подчинен! В настоящий момент я самый старший в пехотном полку и он для меня никто!»

С такими мыслями он шел во главе пожилых и раненых бойцов, которые безучастно следовали за ним. Он шел, как шел бы любой дисциплинированный военный, выполняющий приказ, не думая о том, что ему предстоит делать.

Но как только он вышел на площадь и увидел толпу, которая заполонила прилегающие улицы, он заволновался.

Василиу в нерешительности остановился и ощупал рукой висящий на ремне пистолет. Когда он посмотрел на лица своих солдат и полностью осознал, зачем они здесь, ему сделалось не по себе. «Может случиться, что я погибну, — подумал он и, стараясь оправдаться, сказал себе: — Но я ничего не стану делать вопреки своим убеждениям. Мною получен приказ окружить здание примэрии. Я окружу ее. Таким образом я воспрепятствую глупой борьбе между политиканами».

— Разомкнуться! — коротко и резко приказал он.

Он почувствовал, что бойцы без желания выполняют его приказ. К этому капитан уже привык. Это его не раздражало и не возбуждало в нем недовольства. Ведь и он получал приказы и должен был их выполнять.

Василиу внимательно следил за солдатами. Может быть, даже слишком внимательно. Взгляд его останавливался на каждом в отдельности. Он понял, для чего это делает: чтобы оттянуть момент, когда нужно будет повернуться к тем, кто подходил, момент, когда ему придется снова взглянуть на толпу, которая теперь, судя по доносившемуся до него шуму, вероятно, заняла всю площадь.