Владимир Шаров: По ту сторону истории - [204]

В 1939 году Исай Трифонович Кобылин перестал быть евреем, и еврейский народ, в котором он был последним, на нем пресекся. Две тысячи лет жестоковыйные, как называл их Господь, соплеменники Кобылина не желали покаяться и обратиться в истинную веру, две тысячи лет, потакая нечестивым, они мешали второму пришествию Спасителя, которого молили и ждали все верующие, и теперь, когда земная жизнь евреев окончена, уже скоро. Скоро явится Он во славе Своей725.

Для творчества Шарова характерно присутствие Leitfigur, харизматичного персонажа, притягивающего к себе народ, который видит в нем пророка. В «Репетициях» такая роль выпадает Сертану, бретонскому комедиографу и актеру. Против своей воли Сертан проводит шесть лет в Воскресенском Ново-Иерусалимском монастыре, где патриарх Никон, его возведший, замкнулся в добровольном изгнании. В структурном плане монастырь в романе является не микрокосмом (как можно было бы ожидать), а обнажением макрокосма Московии. В шаровском повествовании название монастыря определяет Никон: он хочет, чтобы топосы, связанные с жизнью Христа, были физически перенесены в его монастырь на реке Истре, и верит в то, что Святая Русь скоро станет местом Второго пришествия. Никон приказывает Сертану написать и поставить мистерию о жизни Христа от рождения и до распятия.

Местные крестьяне, привлеченные к исполнению ролей членов Святого семейства, апостолов, учеников, представителей Синедриона и римлян, относятся к высокомерному Никону с презрением и подозревают в нем Антихриста. С трагическими для себя последствиями они поверили бретонскому актеру, каждое слово и указание которого воспринимали как божественное. В соответствии с запретом Никона никто не должен играть Христа – это очевидное следствие веры Никона в то, что достоверное изображение библейских мотивов среди камней и земли, доставленных со Святой Земли, приведет к возвращению Спасителя на землю и воскрешению умерших праведников к вечной жизни. Но когда церковный собор низлагает Никона, Сертана и всех его актеров арестовывают. Крестьянам, игравшим роли последователей Христа, предъявлено обвинение в капитонской ереси, а те, кто репетировали роли «евреев», признаны виновными в «уклонении в жидовство». Всех их ссылают в Сибирь.

Перед смертью на этапе Сертан переводит свои сценические заметки на русский и оставляет актерам свой дневник, написанный по-бретонски. Верность Сертану и тем ролям, которые он создал, приводит к разделению ссыльных на группы: те, кто играют христиан, идут вместе под предводительством Петра и апостолов, в то время как те, кто играют евреев, следуют за Каиафой. «Римляне» под предводительством исполнителя роли Пилата и три шамана-самоеда, занятые как волхвы, шагают особняком. Избавившись от охранников и осев в изолированном районе Якутии, ссыльные вытесывают из таежного леса деревню Новый Иерусалим, микрокосм партикуляристского психоза, охватившего Москву. Во время репетиций русские крестьяне, играющие евреев, постепенно перенимают иудейские ритуалы и идентичность.

Вероятно, вследствие антипатии к апокалиптическому историзму Шаров включает в свои романы моменты, указывающие на цикличность группового поведения. Как упоминалось выше, в романе «След в след» Сергей обнаруживает циклотимические ритмы в деятельности лидеров народных восстаний. Сходным образом нарратор в «Репетициях» заключает, что с примерным интервалом в тридцать пять лет оторванные от мира актеры, отчаявшись дождаться пришествия Христа, устраивают беспорядки: в это время репетиции прекращаются, и «христиане» развязывают насилие против «евреев». Не зная Священного Писания и будучи осведомленными о жизни и страстях Христовых лишь из своей мистерии, христиане (которые с самого начала изливали жалость и благодарность на тех, кто, согласно их искаженным версиям сотериологии и апокалипсиса, вынуждены были взвалить на свои плечи бремя повторного распятия вновь пришедшего Христа) хотели любым способом облегчить долю своих друзей и собратьев, должных совершить это деяние ради начала войны против Антихриста. Со временем недоверие к решимости евреев исполнить свое дело привело к призывам, отсылающим к словам Петра из Деяний апостолов (Деян 3:19-21) о принудительном обращении евреев, а после неудачи – об их уничтожении с целью ускорения Второго пришествия. Последняя такая вспышка в микрокосме происходит в 1939 году, когда актеры, все еще регулярно репетирующие, оказываются одновременно и охранниками, и заключенными в одном из сталинских лагерей, основанных в советское время рядом с их деревней. Когда солдаты, находящиеся под началом актера, который играл апостола Петра, ликуют, потому что им удалось совершить то, на что ни у одного из предшествующих поколений не хватило смелости, – убить всех евреев, – мальчик Исайя вылезает из-под тел своих мертвых родителей и направляется в одну из деревень, где его усыновляет женщина-христианка. Годы спустя именно он передаст романному нарратору дневник Сертана.

Выбирая раскольническую Россию в качестве макрокосма для своего романа, Шаров отвергает традиционную историографию вопроса и вводит в свою повесть новую интерпретацию проблемы. Так же как и в романе «След в след», он отказывается оценивать в бинарных категориях конфликт, стоящий за этими событиями, в случае Раскола – за столкновениями по поводу догматов, верности священных текстов, иконографии или ритуальных жестов. Вместо этого подоплеку насилия он обнаруживает в русской духовной незрелости, которой оба противоборствующие лагеря отмечены в равной степени. О непримиримых группировках Сертан в своем дневнике пишет: «Они не разные люди, а части одного целого. Части, которые, порвав свои связи, освободившись от ограничений, от необходимости считаться друг с другом, от необходимости совместных и согласованных действий, начинают безудержно расти. Их рост равен их свободе»