Владимир Шаров: По ту сторону истории - [180]
С самого начала романа читатель узнает, что повествователь Алеша уже написал дипломную работу «о замечательной французской писательнице Жермене де Сталь», а потом готовил книгу о ней для серии «Жизнь замечательных людей» в издательстве «Молодая гвардия». В то же время он получил и заказ на книжку на любую тему для серии «Пламенные революционеры». Этим и осуществляются непосредственные связи между двумя темами в сознании рассказчика-писателя. Примечательно, что с самого детства запахи и революционные идеи соединены в представлении Алеши. Синестезийные отношения между запахом и вкусом ванили и словом «большевик» определяют восприятие им большевизма:
Запах ванили – это запах моего детства, тот запах, в окружении которого я был зачат, выношен и рожден, так пахли и моя мать, и бабушка, и наш дом – словом, все, что было в моей жизни хорошего и доброго. Свои первые шесть лет я провел на улице «Правды» – это там же, где до сих пор знаменитая цыганами гостиница «Советская», напротив огромного кондитерского комбината «Большевик», оттуда и шел этот дух, и я, сколько себя помню, всегда был уверен, что комбинат потому носит гордое имя, что большевики такими и были – мягкими, сдобными и сладкими603.
Благодаря запахам кондитерского комбината «Большевик» и конфетной фабрики «Большевичка», написанные героем очерки о большевиках проникнуты мягким, сладким и нежным привкусом. В его восприятии большевики «похожи на маму, добрую, ласковую маму»604. Эти крепкие детские впечатления влияют на стиль зрелого автора, и он увольняется, чувствуя несправедливость того, что коллегам приходится исправлять его «ошибки». К счастью, он находит жанр, в котором шоколадные большевики более уместны. Он начинает писать в изданиях для малышей, переводя свои детские ассоциации в более адекватную форму, и воссоздает свои наивные представления в детских книжках. Симптоматично, что он пишет книжки о Ленине, которые внушают самым маленьким любовь к доброму, благодетельному вождю. И действительно, оба творческих проекта рассказчика незаметно связываются, когда он переселяется в психбольницу, а де Сталь и большевики возникают в рассказах ее обитателей. Читатель узнает, что на самом деле де Сталь и Федоров пациенты той же клиники, но не перестает сомневаться: быть может, они – плод воображения Алеши или больного сознания его собеседников?
Но каким образом рассказчик попадает в больницу? Роман структурирован как рассказ в рассказе, и история об Алеше и о его помещении в психиатрическую клинику обрамляет чудесные приключения де Сталь в России, восстанавливающие фантастическую генеалогию большевизма. Рамка повествования охватывает унылый мир позднего социализма: «Пейзаж был совершенно нежилой: едва кончились котлованы и неровные штабеля бетонных плит, пошли склады, гаражи, овощебазы – недалеко текла прежде судоходная Яуза, тут же проходила железная дорога, и все это по традиции лепилось вокруг»605. Рассказчик идет через череду распадающихся и незаконченных строек в клинику, где надеется найти исцеление от своей болезни. Его заболевание – временные «провалы памяти», которые угрожают превратиться в полную амнезию606. Чтобы противостоять потере памяти, рассказчик погружается в мемуаристику. Подобно «Синодику опальных» Ивана Грозного проект рассказчика является «Синодиком», в котором помянуты личные судьбы тех, кто ушел раньше своего времени. Алеша записывает жизнь людей и таким образом пытается увековечить не только память о них, но и память о разрушающемся – во время написания романа (с 1988 по 1991 год) – советском мире.
В этом смысле роман «До и во время» – книга о памяти и, в частности, об искаженной памяти. Но память рассказчика спутана не только вследствие болезни героя – она изначально искажена вследствие его ранних синестетических переживаний. Поэтому уже с самого начала читатель знает, что рассказчику доверяться нельзя. Поскольку роман посвящен большевикам, их изображение будет обманчивым, неправдоподобно великодушным и благосклонным, да и сам рассказчик понимает, что его чувства наивны. Но даже если Алеша – недостоверный повествователь, его долг записывать и запоминать истории людей. К концу романа герой понимает, что все обитатели психбольницы хотят получить место в его мемуарах. Для них Алеша начинает исполнять роль Христа, и больным кажется, что он их спасет, записывая дословно их жизнь. Они понимают, что это и будет их воскресением, а «выжить, спастись они могут только как целое», в религиозном всеединстве с другими больными607. И если в начале герой записывает воспоминания людей, чтобы сохранить свою память, то в конце его записи исполняют мессианскую роль памяти, которая буквально осуществит спасение душ. Таким образом, автор указывает на способ сохранения человека через письмо или даже воскрешения людей в федоровском смысле слова.
