Вкус Парижа - [5]

Ответил Бартель:

– Спорю на что угодно, это опять Марго.

Инспектор взглянул на часы. Вслед за ним автоматически взглянул и я. Было сорок минут первого.

Бартель проследовал к регистрационной стойке и уже через минуту конвоировал обратно растерянно кудахтавшую Клэр:

– Ну как я могла не поговорить с ней, Антуан? Бедняжка сходила с ума от волнения.

– Потаскуха она, а не бедняжка, – холодно уточнил светский обозреватель.

– Это неправда, – лепетала Клэр. – Она искренне любила Ива-Рене. Что её не оправдывает, конечно.

Инспектор обратился к Мартине:

– Сделайте одолжение, сестра, узнайте у телефонистки, с каким номером только что соединяли больницу? Итак, мадам Паризо, вы дважды звонили мадемуазель Марго Креспен из ресторана, верно?

Клэр трусливо оглянулась на мрачного Бартеля:

– Ну да. Первый раз вскоре после нашего прихода в «Ля Тур д’Аржан», а второй – после того как всё это стряслось, пока мы ждали таксомотор.

Подошла Мартина, подала инспектору бумажку с номером.

Он переспросил:

– Рамбуйе?

Клэр колыхнула грудью:

– Я же сказала, что Марго живёт в Рамбуйе.

– И из ресторана вы оба раза звонили ей в Рамбуйе?

– Ну, разумеется, в Рамбуйе. Она же там живёт, – терпеливо растолковывала Клэр инспектору-тугодуму.

Валюбер направил на свидетельницу толстые окуляры своих черепаховых очков:

– Выходит, что второй раз вы позвонили мадемуазель Креспен где-то через полчаса после того, как месье Люпон покинул ресторан. Вы говорили с ней?

– Конечно, можете проверить, – с обидой напрасно обвиняемой праведницы заявила Клэр.

– У Марго машина, – упрямо стоял на своём Антуан.

Инспектор кивнул:

– Мы уточним время всех звонков, но если в половине двенадцатого Маргарита Креспен была у себя дома, то за полчаса до этого она никак не могла стрелять в месье Люпона. За это время невозможно добраться от набережной Турнель до Рамбуйе.

Победоносным потряхиванием своего плюмажа Клэр подтвердила выводы следствия.

– Мадам, месье, вы застали на берегу или в тоннеле кого-нибудь, кроме раненого?

Месье Паризо развёл руками:

– Убийца не стал нас дожидаться.

– Раненый мог говорить?

Клэр вмешалась:

– Я сразу бросилась к нему, у меня теперь всё платье в его крови. Я умоляла его сказать, что случилось, но бедняга только дрожал и дышал с ужасными хрипами и свистом. – Ткнула в блокнот инспектора: – Пожалуйста, запишите, что я пыталась спасти его, я перевязала его рану своими чулками!

Тут все уставились на бледные столбики её ног. Я вспомнил дурацкие чулки, зачем-то сикось-накось намотанные поверх смокинга. Ну что ж, одной загадкой стало меньше.

– Что произошло потом?

Паризо запихнул влажный платок в карман:

– Швейцар вызвал машину скорой помощи, она прибыла через десять минут, но санитары забрали только раненого. Мы все вернулись в ресторан, я уплатил по счёту, метрдотель вызвал нам два таксомотора, и мы приехали сюда.

В коридоре появилась мадам Люпон. Все замолчали. На ней был тонкий серый джемпер и узкая юбка до колен, у неё были красивые ноги, и все её движения были чёткими и собранными. Лицо было совершенно бесцветным, но спокойным. Либо эту женщину смерть мужа не потрясла, либо она исключительно хорошо владела собой.

Антуан Бартель поспешил ей навстречу. Инспектор Валюбер засунул блокнот в карман и снял головной убор, обнажив редкие седые волосы с глубокими залысинами. Без особых эмоций сказал вдове несколько сочувственных слов, водрузил котелок на место и повернулся ко мне с Мартиной:

– Доктор, сестра, мне надо взглянуть на жертву.

По дороге в операционную спросил:

– Месье Люпон приходил в сознание?

– В полном сознании раненый не был, нет.

Мартина возразила:

– Когда я вернулась со всем необходимым для операции, доктор Воронин как раз нашатырём привёл его в чувство и что-то у него спрашивал.

– Что вы спрашивали, доктор?

– Кто стрелял в него.

– И что он ответил?

Совершенно не в моих интересах было делиться со следствием тем, что могло послышаться мне в невнятном хрипе умирающего.

– К сожалению, как я сказал, больной не мог говорить. Не думаю, что он понял меня.

Мартина опять нашла нужным уточнить:

– Он пытался что-то сказать, но не смог. Ему удалось выдавить из себя только что-то похожее на кашель. Как будто у него клокотало в горле. Хрр-пырр… Пыр-кхр…

Я снял с тела простыню:

– Пулевое ранение с правой стороны между шестым и седьмым ребром. Один выстрел. Смерть от потери крови. Этот разрез сделал я, когда пытался добраться до продырявленного пулей кровеносного сосуда, но было поздно, сердце уже остановилось.

Инспектор внимательно осматривал труп. Заодно с ним и я впервые разглядел покойника. Во время операции всё моё внимание сосредоточилось на попытках спасти пациента. Ив-Рене Люпон при жизни был холёным, полнеющим, но ещё крепким импозантным мужчиной с пышной смоляной шевелюрой, с типично галльской внешностью – густыми бровями и тонким ртом, запавшим между большим носом и торчащим подбородком.

– Похоже, его застрелили в упор, – инспектор вытащил увеличительное стекло, склонился над полноватой белой грудью покойного.

Действительно, кожа вокруг раны была опалена.

Я указал на миску:

– Вот пуля.

Валюбер повертел её в пальцах: