Византийская принцесса - [31]

Они передвигались по старой дороге, отлично вымощенной, хотя и занесенной пылью. Мимо тянулись хорошо возделанные сады. Тиранту грустно было смотреть на них, ибо он догадывался о том, какая судьба может ожидать все эти прекрасные деревья с созревающими плодами, если война докатится до этих краев. А такое было весьма возможно. И ему чудилось, что и деревья опечалены и встревожены.

Сады закончились. Теперь справа и слева до самого горизонта простирались зеленые полосы лугов и полей. То и дело Тирант видел среди пышной зелени черные пятна — пепелища, следы набегов. У него сжималось сердце при мысли о том, как близко к Константинополю подходили турки и как велика их наглость.

Раз десять, если не больше, вдали и вблизи виднелись маленькие городки и селения, которые выглядели совершенно беззащитными. И люди в этих городках махали руками и платками проезжающей мимо армии, но в самой армии, как казалось, этого даже не замечали.

Солнце поднималось все выше, дышать становилось все труднее, но, по счастью, у каждого во фляге имелось довольно воды, так что никто не испытывал страданий от жажды.

И вдруг Тирант понял, что уже несколько часов кряду не вспоминал Кармезину. Мысль эта была настолько ошеломляющей, что он покачнулся в седле и закрыл глаза, как от сильной боли.

И он поклялся, что не позволит себе взглянуть на Кармезину до тех пор, пока опасность для нее, столицы и всей империи не минует.

Охваченный пылким желанием приблизить этот миг, Тирант снова погнал коня вперед и скоро оказался в голове колонны.

Герцог де Пера приблизился к севастократору. Издалека герцога де Пера можно было бы принять за молодого человека, так ловко сидел он в седле и так хороша была на нем кольчуга; тяжелый доспех он, вопреки приказанию севастократора, вез в сетках, притороченных к седлам других своих лошадей.

— Весьма неосмотрительно с вашей стороны так разоружиться, — сказал ему Тирант.

Герцог де Пера возразил:

— До Пелидаса еще полдня пути, и готов поклясться, что мы не встретим здесь турок. Я знаю этот коварный народ: они всей силой наваливаются на какой-либо городок и сидят под его стенами, пока ворота не откроются и отчаявшиеся жители не сдадутся на их милость.

— Да только никакой милости от турок ждать не приходится! — сквозь зубы проговорил Тирант.

Герцог де Пера кивнул:

— Совершенно с вами согласен, да только я хотел сказать нечто иное: пока Пелидас держится, турки все будут там. А вот когда город падет — тогда они и рассыплются по стране, точно стая ос, и начнут жалить все, что попадется им на пути.

Тирант ощущал в словах герцога де Пера правоту. Было очевидно, что немолодой рыцарь говорит о вещах, ему хорошо известных.

— Если честно, герцог, я попросту боюсь, — признался севастократор.

— Что вы такое говорите? — Герцог вскинул голову, готовый рассмеяться.

— Да, боюсь, — отважно повторил Тирант. — Если бы я дал обет проделать весь этот путь в одиночестве и нагим, в одной рубашке, — из любви к даме или ради того, чтобы подтвердить мою смелость, — в таком случае я бы, конечно, не испугался. Пусть хоть полчища турок стояли бы на моем пути, я бы не колебался ни мгновения! Но сейчас от моих решений зависит участь целой армии, не говоря уж о…

— О ее высочестве? — перебил герцог де Пера и улыбнулся весьма неприятно.

Тирант густо покраснел, но глаз не опустил. Герцог де Пера смотрел на молодого человека с сожалением. В самой глубине души герцога шевелилась зависть, ибо Тирант был очень хорош собой, и даже темные круги под нижними веками не портили его. «Проклятье, — подумал герцог де Пера, рассматривая Тиранта так, словно созерцал картину или статую, — это все молодость. Густые ресницы — свидетельство невинности; потом они станут куда реже. Нос длинноват — хоть это хорошо. Молодость, проклятая скоротечная молодость! То, что в старости обернется впалостью щек, сейчас две прехорошенькие ямочки, одна поменьше, другая поглубже. От одних только ямочек растает сердце любой девицы… И как он, с такой-то наружностью, решился командовать армией?»

Герцог приблизился к севастократору вплотную и коснулся его плеча:

— Берегитесь, севастократор, ибо вы не знаете всех интриг и тайн нашего двора!

— Меня уже не раз предупреждали о герцоге Македонском, — сказал Тирант. — И все, что я узнал о нем впоследствии, лишь подтвердило изначальные слухи. В деле под Пелидасом он повел себя как человек крайне неосмотрительный, если не сказать хуже.

— Я тоже не люблю герцога Македонского, — медленно проговорил герцог де Пера, — однако совсем не по той причине, которую вы могли бы предположить.

Тирант насторожился:

— Разве не довольно того, что он ведет себя как предатель?

Герцог де Пера покачал головой:

— Когда герцог Македонский овдовел, он задумал жениться на принцессе, чтобы унаследовать трон империи. — Герцог де Пера усмехнулся, увидев, какое лицо сделалось у Тиранта. — Вы не знали?

Тирант стиснул зубы и промолчал. Это стоило ему немалых усилий.

— Что ж, я тоже имею виды на принцессу, — продолжал герцог де Пера спокойным тоном. — Я никогда не был женат и, смею надеяться, еще могу иметь детей. Кармезина добра и красива, но главное — чрезвычайно разумна. Я всерьез надеялся на супружество с нею. Для меня это было бы наилучшим исходом, да и для нее, полагаю, не слишком дурным. Поэтому-то мы с герцогом Македонским и ненавидим друг друга.