Византийская принцесса - [29]

— Почему вы смотрите на меня как на врага, Тирант Белый? Разве я — враг вам или вашей любви? Кажется, до сих пор я неизменно давала вам понять обратное!

— После того, что я узнал о вашем отце, — проговорил Тирант, — я не могу смотреть вам прямо в глаза.

— А что такого вы узнали о моем отце?

— Он стал виной страшного поражения, постигшего нашу армию, — ответил Тирант, — и после некоторого раздумья я пришел к выводу, что то была не глупость с его стороны и не излишняя пылкость, но обыкновенное предательство. Он не может забыть о том, что титул севастократора государь отдал не ему, своему ближайшему родственнику, но чужаку, прибывшему из Франции. Вот причина, по которой ваш отец решился на предательство. Он хочет завладеть всей империей, и Великий Турок обещал ему это после смерти императора.

— Ваши обвинения страшны, — сказала Эстефания, — и я не хотела бы, чтобы они оказались справедливыми. Впрочем, в свое оправдание могу привести два обстоятельства. Во-первых, герцог Македонский — не родной мой отец, но отчим, муж моей матери. Так что в моих жилах нет ни капли его дурной крови. Во-вторых, вся моя забота — лишь о любви, моей собственной, когда я влюблена, или же о любви моей госпожи и подруги Кармезины, когда влюблена она, Я ведь девица и прошу вас более не разговаривать со мной так, словно я какой-нибудь воин или, упаси Боже, полководец.

Тирант устыдился своих слов и, чтобы исправить положение, тотчас поцеловал Эстефанию.

Кармезина вскоре вышла к нему, держа в руке рубашку, только что снятую с тела и еще теплую. В присутствии Тиранта и придворных дам она несколько раз жарко поцеловала эту рубашку, обтерла ею свою шею и грудь и наконец вручила ее Тиранту.

Он встал и приложил драгоценный дар к губам, вдыхая слабый запах сладковатого пота и благовоний.

Он хотел сказать что-то Кармезине, но вместо этого вдруг повернулся и бросился бежать. Кармезина смотрела ему вслед, дыша через рот. Лицо ее пылало.

— Помогите мне… — пролепетала она, обращаясь к Эстефании. — Я… — Она покачнулась, хватаясь рукой за мраморную колонну, и со слабой улыбкой опустилась на скамью рядом с заботливой подругой.

Кармезина устроилась так, чтобы голова ее покоилась на коленях Эстефании, и та осторожно пригладила волосы принцессы.

— Что с вами? — спросила она, наклоняясь. — Вам дурно?

— Эстефания, я счастлива…

* * *

Отбытие в поход было назначено на раннее утро, сразу после восхода солнца. Штандарты, которые еще вчера выглядели празднично, нынче казались хмурыми и как будто менее яркими, и все оттого, что время для красоты и радости осталось позади и наступало время для ратных трудов и боли. Но, может быть, виной всему было неяркое солнце, не успевшее набраться сил.

Тирант ехал одним из первых. Многие дивились гербовой котте, которую он надел поверх доспеха. Ибо то была, по правде сказать, отнюдь не гербовая котта, но женская рубаха, очень длинная и из тончайшего полотна.

Даже император был этим удивлен. Он подозвал к себе Тиранта и спросил его при всех:

— Помилуйте, севастократор, что за странную кольчугу вы на себя натянули?

— О, ваше величество, — широко улыбаясь, отозвался Тирант, — если бы вы знали о замечательных качествах этой кольчуги, то не задавали бы мне подобного вопроса!

— В таком случае я очень желал бы знать об этом, — молвил император.

— Свойство ее таково, что она приносит удачу, — кратко сказал Тирант. Ему стоило очень больших усилий не смотреть в сторону Кармезины, которая стояла поблизости от своего отца.

— Как это интересно! — воскликнул император. — Должно быть, это саван какого-нибудь святого мученика. Я слыхал о подобных реликвиях. Так, мы в Греции весьма почитаем преподобного мученика Харитона, который, уже в преклонных летах, был замучен язычниками. И когда он взошел на небо, то навстречу ему вышел сам Иисус Христос. И Господь наш сказал ему так: «Ты, Харитон, отважен и верен, и я намерен наградить тебя. Проси чего хочешь, и я все исполню». И Харитон ответил Господу: «У меня есть горячее желание помогать людям. Сделай так, чтобы там, где хранятся мои реликвии, никогда не было ни в чем недостатка, ни в продовольствии, ни в лекарствах, ни в чем-либо ином». Поэтому каждый город и каждое село так жаждет заполучить какую-либо реликвию святого Харитона, и одна нитка из его одежд ценится на вес золота.

— Нет, это не саван святого Харитона, — сказал Тирант. — Впрочем, теперь, узнав о нем, я желал бы иметь хотя бы часть нитки из его одежд. Я охотно носил бы ее в перекрестии моего меча. Но то, что на мне, — это рубашка одной девицы, подаренная по моей горячей просьбе. Она — самая достойная и прекрасная девица во всем мире. Такими словами я ни за что не хотел бы обидеть какую-либо из других девиц. Ведь подобно тому, как Солнце и прочие планеты обращаются вокруг Земли, так и для каждого человека весь мир обращается вокруг предмета его любви. Поэтому любая девица является центром вселенной для какого-либо рыцаря; что касается меня, то…

— Самые достойные подвиги совершаются во имя любви, — прервал император, избавив Тиранта от необходимости завершать эту речь.