Византия - [19]

Противник, захромав и что-то простонав на немецком (если и помянул святых, то не в лучшем ключе), делает отчаянный шаг вперёд, я отталкиваю его щит своим и, не давая замахнуться мечом, втыкаю свой клинок прямо в разинутый рот врага и сразу же выдёргиваю. Мне в лицо и на грудь плещет фонтаном кровь, и пират, забулькав горлом, оседает на палубу.

Его напарник попытался отомстить, и вполне мог сломать ударом палицы что-то жизненно важное в моём организме, но выручил подставивший щит Эрих. Причём держал он его в правой руке, а топор в левой, которым, не мешкая, и отрубил врагу руку по самое плечо. По рассказам близнецов дядюшка Курт научил их работать обеими руками, и я всё больше убеждаюсь, как нам повезло со слугами. Нападавший безоружен и с таким кровотечением практически не жилец, но Эрих — сын мастера, делающего всё на совесть — ещё одним ударом разрубает пирату голову, как кочан капусты, и тот бесформенной массой валится на окровавленную палубу.

Так тебе и надо, нечестивец! Не будешь портить своей железной дурой лик святого Януария! Кто мне теперь его нарисует?

Я продолжил атаковать противостоящих мне врагов, стараясь лишить их щитов. Свой повреждённый щит я сдвинул на локоть, взяв в левую руку дагу, сделанную в Клерво из моего бывшего меча, сломанного подлецом-маркизом. Ух, попадись он мне… Отводя дагой щиты врагов, стараюсь мечом подрезать их ремни, затруднив пиратом защиту.

Действую я непривычно для этого времени, предпочитая прямые колющие удары размашистым рубящим, благо защита на противниках оставляет желать лучшего. Такая манера боя для XII столетия необычна, она сложится века через два-три, после появления готических, миланских и максимилиановских доспехов (в те же времена войдут в обиход и даги), и противостоять ей местные пока не очень-то умеют. Уже несколько пиратов лежат на палубе мёртвыми или тяжело ранеными, некоторые из них на счету Эриха, прикрывающего мне спину со своим топором. Он мне сейчас напоминает этакого мясника, хладнокровно рубящего туши, только не коровьи или свиные, а человеческие.

Меня же прямо-таки захватило какое-то безумное воодушевление, я чувствовал себя если не бессмертным берсерком, то где-то рядом. Никогда не думал, что вид вражеской крови может так возбуждать. Враги уже стараются держать дистанцию, никому не улыбается попасть под мою горячую руку, тем более что моё молодое и тренированное тело не знает усталости. Пока не знает…

Глядя на это, воодушевились и матросы, начав собираться вокруг нас. На другой стороне палубы не менее удачно бились Роланд и Ульрих. Казалось, мы начинаем одолевать, но тут произошло неожиданное. Два пирата, подхватив с палубы какой-то брус, бросились на Роланда, держа деревяшку перед собой, и одним мощным ударом снесли моего друга с палубы через низкий фальшборт в воду! Ульриху повезло больше, он просто упал на палубу, но добить слугу помешали качественные доспехи и пришедший на помощь Зальцигхунд. Штойерман ударом тесака в правой руке перерубил глотку одному из пиратов с брусом, чуть ли не отделив голову от тела, а булавой в левой руке размозжил голову другому.

Несмотря на это, падение Роланда в Рейн вызвало торжествующий рёв пиратов, большая группа которых набросилась уже на меня. Удары посыпались со всех сторон. Мой щит недолго смог выдерживать такое обращение, и вскоре окончательно развалился. Гады! Теперь надо новый покупать! Ещё и художнику платить. Или на живописи можно сэкономить?

Прочь глупые мысли, тут моя жизнь на волоске висит, а я про художников думаю… Тут ещё два пирата, пока я с трудом отбивался от их коллег, взялись за Эриха. Один заблокировал пальмой топор моего слуги, а другой, вооружённый трезубцем с длинным и острым, как игла, средним зубцом, а также более короткими, но заточенными с внешнего края боковыми, ударил парня в сочленение доспехов в районе левого плеча. И, похоже, ранил, так как Эрих с криком боли выронил щит. А тип с трезубцем, воспользовавшись коротким замешательством парня, сильно его толкнул. Ещё и палуба скользкая, вся в кровище, так что Эрих не устоял на ногах и, перевалившись через фальшборт, как недавно Роланд, следом за ним полетел в реку, что было встречено радостными криками пиратов.

Эти крики меня почему-то особенно взбесили. Впрочем, за Эриха и Роланда я не слишком опасался, будучи уверенным в надёжности наших спасательных средств.

— Ah ty retiarii hrenov![4] — заорал я по-русски, бешеным ударом меча перерубая древко пальмы, которой не помогла и железная оковка — папа Беатрис делает мечи высочайшего качества или не делает вообще!

Обратным махом наискось я разрубил её хозяину башку, и меч как назло застрял в его черепушке. Оседающее тело потянуло мою руку с зажатым в ней мечом вниз, и в этот момент «Ретиарий» наметился ткнуть меня трезубцем. Выпустив меч, я заблокировал его дагой, а мгновение спустя врезал сапогом «ретиарию» в промежность. Неблагородно, но на войне, как говорится, все способы хороши.

Соперник с протяжным воем схватился за промежность, готовый рухнуть на колени. Этих секунд мне хватило, чтобы нагнуться и вытащить наконец меч из головы прежнего оппонента, и мгновением позже перерубить «кастрату» шею мечом. Отделённая от мощной шеи голова с глухим стуком упала на палубу и покатилась по ней, и пока катилась, я наблюдал на лице этой головы удивлённое выражение, включая широко открытые глаза. Всё остальное простояло пару мгновений, орошая окружающих фонтаном крови, ударившим из обрубка шеи, затем колени подогнулись, и безголовый пират рухнул на палубу рядом со своим напарником.