— Сёма, красота-то какая! Вот он, тот самый Собор Парижской Богоматери!
— Какой-какой матери? — переспросил я, подражая герою Алексея Смирнова из любимой кинокомедии «Операция „Ы“ и другие приключения Шурика».
— Парижской… Бога… Матери, — поддержала привычную игру супруга.
Я в своей жизни частенько использовал цитаты из известных фильмов, предпочитая картины Гайдая. Да, вот такой я мамонт, обожающий старые кинокартины, считающий, что современный кинематограф советскому и в подмётки не годится. Ольга была со мной солидарна. И у неё самой нет-нет, да и срывалось с языка что-нибудь нетленное типа «Не виноватая я, он сам пришёл!». Нет, это не по поводу интрижки на стороне, ни в чём подобном я пока благоверную заподозрить не мог. Как и она меня, как-то даже не возникало мысли изменить этой красавице. Она даже с годами не потеряла своей привлекательности, хоть картины с неё пиши.
А вот имя… Нет, с одной стороны, будучи Семёном, да ещё и Семёновичем, я почти полностью копировал Семён Семёныча Горбункова из знаменитой комедии Гайдая, разве что фамилия моя была другой, и куда более изящной — Делоне. Сразу вспоминался писатель-диссидент Вадим Делоне, которому, увы или наоборот, к счастью, я вроде бы как родственником не приходился. Как и знаменитому французскому актёру Алену Делону. Во всяком случае, батюшка так говорил.
Но с детства мне моё имя ужасно не нравилось, особенно когда кто-то звал меня Сёма. Однако, как я уже упоминал, от отца я получил отчество Семёнович, то есть его тоже звали Семёном, как и деда, который рано ушёл из жизни, и прадеда… По мужской линии в роду у нас все были Семёны, а если верить отцу, то сыновья рождались в каждом поколении, причём исключительно по одному. Случались и дочери, а вот продолжатель рода по мужской линии всегда был один. И каждый раз его называли Семёном.
Уважением к своему имени я проникся, когда по достижении мною 10-летнего возраста отец, видно, посчитав, что я созрел для серьёзного разговора, уединившись от матери, поведал мне семейную легенду. Вроде как это повелось ещё с незапамятных времён, с некоего Симона де Лонэ, ходившего чуть ли не в крестовые походы. Именно он якобы назвал своего сына тоже Симоном, и когда тот подрос, повелел ему назвать будущего внука тем же именем и впредь наследников мужеского полу называть исключительно Симонами. А во времена Ивана Грозного очередной де Лонэ оказался на Руси, да тут и осел, заодно сменив имя с Симона на Семён, а фамилию с де Лонэ на более удобную — Делоне.
Вот только в моём случае история, похоже, сделала исключение. Дочка была, Лизой назвали, а вот с сыном не получилось. Вернее, получилось, но тот родился недоношенным и умер в роддоме. Даже имя дать не успели. После этих родов у жены возникли проблемы по женской части, так что забеременеть она больше не могла. Не прибегать же к услугам суррогатной матери. Дочка два года назад выскочила замуж и стала Кузнецовой, так что я смирился с тем фактом, что ниточка, тянувшаяся с раннего Средневековья, оборвалась на мне.
Отец, кстати, даже составил некое подобие генеалогического древа, в котором, однако, хватало пробелов. Этот разрисованный цветным фломастерами кусок ватмана до сих пор хранился в свёрнутом виде где-то на антресолях, куда отправился несколько лет спустя после исчезновения родителя. Отец пропал в международной археологической экспедиции на Ближнем Востоке в начале 90-х. Да и мама его ненадолго пережила, ведь души в нём не чаяла, а сердцем слаба была.
Ну а я по какому-то, видимо, совпадению в школе изучал французский язык. Причём проявил даже некоторые способности к языку «лягушатников». Не сказать, что к выпускному бегло говорил и писал, но изъясняться мог вполне прилично. А потом ещё и самообучение помогло.
Что же касается крестоносцев, то после того, что узнал от отца, про них тоже прочитал немало, включая, само собой, Сенкевича. Ну и про все крестовые походы, коих случилось числом ровно девять, хотя многие историки считают девятый крестовый поход частью восьмого. Я рос довольно впечатлительным малым, и нередко воображение рисовало, как я сам, закованный в тяжёлые латы ну или хотя бы облачённый в кольчугу, передвигаюсь верхом по Аравийской пустые, высматривая с очередного бархана армию сельджуков, мамлюков и прочих сарацин.
А теперь вот выпал случай посетить историческую, если верить рассказам отца, родину. Жаль, конечно, что из-за автобусного тура по Европе не получилось в выходные с товарищами-коллегами по съездить на Невское озеро порыбачить. Давно собирались выбраться, теперь уже только по возвращении.
А коллеги — это Витька Дроздов и Толя Семчев. Тоже сотрудники питерского УГРО, как и я сам, майор Семён Делоне, за которым ещё во время первой чеченской командировки закрепилось прозвище Француз. В те две командировки (одна в конце 90-х, а вторая в начале нулевых) пришлось пострелять, даже пулю в плечо схлопотать, и по итогу получить «Орден Мужества».
Но школой жизни я считал срочную службу в Забайкальском военном округе, где тогда, на переломе эпох, процветала жуткая дедовщина. Вот там пришлось показать характер, не зря я до армии серьёзно занимался самбо. После очередной битвы с «дедами» те поняли, что ко мне лучше не приставать.
