Вивиен Ли - [6]

В действительности именно внешнее благополучие предвещало беду. В семье не было взаимопонимании, и, если Холман считал, что время играет на него, он заблуждался. Как вспоминал один из близких друзей, «всем нам было совершенно ясно, что она терпеть не могла дом и мечтала о сцене». Однажды вечером, когда Вивиан принимала старых друзей, она вздохнула: «О, я так связана, так связана!»

Теперь она видела, как права ее мать. При всем уме и такте Холмана он не ощутил ее незаурядности и с форсайтовским упорством пытался направить жизнь жены в свое русло. В моменты отчаяния Вивиан казалось, что для нее кончено все. Другие будут учиться в Академии, работать на сцене, ей же суждено быть привязанной к уютному, но не нужному ей дому, к милому, но отделенному стеной непонимания мужу, к слишком рано появившемуся ребенку. И все сделано ее руками, и винить, кроме себя, некого — этому правилу она научилась с детства.

Внутренний голос настойчиво повторял, что она сбилась с пути, изменила себе, своему предназначению. Она не могла остаться домашней хозяйкой, миссис Холман, не погубив своего дара, пока еще зашифрованного, скрытого природой. С другой стороны, Вивиан не хотела, не имела права, не могла причинить боль мужу и маленькой дочери. Тем более что ей пока нечего противопоставить реальному долгу жены и матери. Ли вправе иронизировать: великая актриса, которая рекламирует сигареты!

Англичане заранее и тщательно планируют отпуск. Холман не был исключением и готовился к переходу на яхте из Гетеборга в Копенгаген. Он не скрывал раздражения, когда Вивиан попросила отложить поездку из-за шанса сняться в кинокомедии «Дела идут на лад». Популярная актриса Сесили Кортнедж исполняла двойную роль артистки цирка и школьной учительницы, Вивиан предложили сыграть одну из школьниц (даже без реплики). Забавнее всего, что продюсер даже не мог сказать точно, когда понадобятся ее услуги. На сей раз Ли решительно настоял на своем.

Однако в Копенгагене миссис Холман ждала телеграмма. После трудного объяснения она выехала в Лондон. Ли остался на яхте. Впервые он почувствовал, что речь шла не о дамском капризе, а его надежды на семейное счастье столь же иллюзорны, сколь далеко от истины его представление о Вивиан. Несколько дней спустя, поостыв, он направил жене телеграмму и не получил ответа.

В Лондоне Вивиан ждало разочарование: съемки перенесли на осень. Теперь Ли имел полное право иронизировать, и она не решилась сказать ему правду.

В сентябре наконец Вивиан пригласили на съемки. Несколько недель она вставала в пять утра, игнорируя стоны Ли, чтобы попасть в киностудию в половине седьмого. Осень выпала сырая, в комнатах было холодно, она грела чай, одеваясь перед распахнутой печной дверцей.

В киностудии она переодевалась в летнее школьное платье и грелась возле электрокамина. Вначале Вивиан просто появлялась в группе школьниц, но затем ей дали одну из ролей второго плана. Ее героиня показывала язык подруге в дортуаре, а в другой сцене даже произносила реплику: «Если вас не сделают директрисой, я не вернусь на следующий семестр».

С характерной для нее дотошностью она расспрашивала оператора и его ассистентов об особенностях работы в кино и настолько усвоила их советы, что оказалась на нескольких крупных планах: ее мимика была экономна и выразительна.

Дома все успокоилось. Ли вполне устраивало то, что она отказывалась от всех приглашений, возвращалась к обеду, забыла о приемах. Однако он по-прежнему считал ее затею временным увлечением, а временами бывал «вызывающе ироничен».

Даже самая сильная вера требует поддержки. Ее же все время окружали ирония, неодобрение, скептицизм. Даже здесь, в киностудии, пришлось убеждать в серьезности своих намерений. Какой-то репортер начал выспрашивать — снимается ли она ради карманных денег или ей просто нравится это занятие (съемки в кино в проходных ролях стали великосветской модой в те дни). Ответ удивил не свойственной юным леди резкостью — не для удовольствия, а вполне серьезно, и вообще она никогда не считала работу актера «развлечением».

Съемки кончились, и ее снова потянуло к людям. Общение всегда необходимо — как воздух, вода, тепло. С детства она умела окутать человека таким вниманием, как будто в этот момент существует только он один. И так казалось каждому из ее гостей.

С одной стороны, так оно и было: Вивиан была счастлива, когда люди вокруг забывали об усталости, бедах и заботах. С другой — она знала: уйдут гости, и они останутся вдвоем. Как бы ни старалась она выглядеть любящей женой, Вивиан не могла забыть — это не Он, не Он, не Он. Одна мысль, что где-то в будущем, быть может близко, ее ждет другой человек, подлинное чувство, новая жизнь, а она связана, заперта, бессильна, могла свести с ума.

Если бы Холман знал, какая мука каждое мгновение находиться рядом с человеком, который тебе не нужен и не понимает этого. Закроешь глаза — и нет его, и ты снова свободна и счастлива и дышишь. Откроешь — и снова плен, тягучие минуты, часы, сутки, тоска неминуемого бытия вдвоем. Для нее, порывистой и нетерпеливой, это был ад. Ад по-английски, без истерик, сцен и обвинений, ад респектабельный, но все равно Ад.