Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - [22]
16 января. Выступали Долматовский, Соболев, Павлычко, Антонов. Сурков подводил итоги, сказал о выступлении Шолохова: "Горький бы так не позволил себе выступать, он не баловал молодых лестью, а Михаил Александрович выступил в слишком малой и смешной роли эстрадного остряка, разыграв перед молодыми некую цирковую клоунаду"… А вчера Воронько сказал, что 17 января в Центральном Доме литераторов пройдет "Вечер одного стихотворения", на котором выступят участники, получившие при обсуждении лучшие оценки: "всем невозможно дать слово… А от нашего семинара будут выступать только Сергей Давыдов и Давид Симанович. Готов дать им рекомендации - какое именно стихотворение читать. Думаю, пусть Симанович прочтет "Крынки", которые мы тут все признали лучшим стихотворением"… Меня такой выбор просто расстроил: я вовсе не считаю своим лучшим стихотворением "Крынки", и уж если выбирать одно, то это или "Весенняя сказка" или "Левитан"… Ушел я, расстроенный до того, что решил вообще не выступать… И хоть и мама, и дядя Сёма, и тетя Римма меня уговаривали, я заупрямился: "Не буду… И вообще уеду…" Сегодня уже на многих московских тумбах висит красивая афиша "Вечер одного стихотворения", где и моя фамилия среди тех, кто будет выступать. Висят афиши и в Доме культуры "Правды". Я подошел и одну из них тихонько снял - пусть будет на память о вечере, на котором меня не было…
Запись эту делаю уже в вагоне. Вытащил афишу. Председательствовать будет Лев Ошанин, а дальше в алфавитном порядке: "…В. Берестов (Москва)… Н. Гилевич (Белорусская ССР)… Б. Окуджава (Калуга)… Д. Павлычко (Украинская ССР)… Д. Симанович (Белорусская ССР)… О. Шестинский (Ленинград)…" Завтра утром я в Крынках буду рассказывать ребятам и учителям о том, что записал и не записал в дневник. А не записал еще, что с мамой были в театре "Ромэн": "Кровавая свадьба" Лорки с музыкой Семена Бугачевского.
30 января. Как аукается теперь в моей жизни Москва и совещание. "Чырвоная змена" с пожеланием успехов молодым литераторам среди других назвала и меня: "автор интересных стихов, опубликованных недавно в журнале "Новый мир"… А сразу после приезда меня вызвали в Лиозно на совет районо, чтобы я "объяснил свое поведение": почему уехал без разрешения, почему отсутствовал на учительской конференции, не выступал на секции преподавателей русского языка и литературы… Естественно, мои объяснения никого не интересовали. И мне объявили выговор, правда, без занесения, не понял куда, в трудовую книжку, что ли. Одновременно предупредили, что "в случае повторения" будут приняты "более строгие меры"… Так что свою трудовую деятельность молодой учитель начал с "выговора", что тоже, наверное, имеет отношение к пожеланиям на совещании: "черпануть побольше из жизни в Крынках"… Черпнул, начал черпать…
1 февраля. Письмо от заведующего отделом поэзии "Советской Отчизны" Григория Березкина: "В первом номере нашего альманаха печатаются Ваши стихи, посвященные Зое Космодемьянской. Из стихов, присланных ранее, лучшие напечатаны в "Новом мире". Подвергать разбору эти стихи вряд ли нужно. Скажем только, что при всех отдельных недочетах, они производят впечатление настоящей, не задолженной, органической поэзии. Ждем от Вас новых стихов. Будем рады их печатать. 26 января 1956 г.".
25 февраля. Это так мы все привыкли говорить, что надо ехать в деревню, что это долг. А как тошненько сидеть, проверяя тетрадки с кучей ошибок, и сознавать: поздно учить их грамоте, надо было это делать с первого класса… Гудят долгими вечерами провода, как сейчас. А у меня на столе - стопка тетрадок десятиклассников. Сочинения - никакие. И я их читаю под тоскливое гудение. И должен бы ставить двойки. И… не ставлю… И чувствую себя одиноким, заброшенным в далекие просторы Вселенной… И спохватываюсь: я здесь, в этой действительности… Гляжу на тебя виновато, как будто виновен я в том, что здесь ни кино, ни театра, а только сугробы кругом… Послушай, а может, уедем куда-нибудь в город большой, сказав любопытным соседям, что нужен нам климат другой. Сбежим от товарищей наших, украдкой, не видя их глаз… А что же мы Родине скажем? И что она скажет про нас?
27 февраля. Какой вкусный ароматный чай! Надя вышла в сад, наломала вишневых морозных веток - и заварила в большом чугуне. Вкус настоящей вишни.
17 марта. И почему я не остался в Москве? Выступил бы на вечере - мог же читать не обязательно о Крынках. Кто меня осудил бы за "Весеннюю сказку"? Мало что рекомендовал Воронько.
30 марта. Четыре дня писал "Камень и камешки. Из записок учителя". Получилось десять страничек о школе. Только директор не Козлов, а Самогонов. А учителя под своими именами. Наверное, так и надо: откровеннее, документальнее. Что выдумывать, когда такое перед моими глазами в жизни. И характеры, и события. То, что написалось - смесь лирического и сатирического. Но все-таки лирика мне ближе - это мое. А сатира - не уверен, может, лишь какие-то элементы… Надо писать стихи!
16 апреля. Снова поездка в Витебск. Когда я еду один, как сегодня - это просто прогулки по городу. Книжный магазин на улице Ленина, "Военкнига" и маленький на площади Свободы. И привожу груду книг… А когда не один - поздние возвращения в ночных полупустых вагонах, выбор уголков потемней, и "шепот, робкое дыханье" под стук колес, и трепетное движение рук, и моя мужская безысходность, и нерешительность на что-то большее… Выписываю и читаю "Литгазету", "Огонек", библиотечку "Огонька".
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.