Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - [23]

Шрифт
Интервал

4 мая. Пришлось мне уйти со старой квартиры. Что-то стал косо на меня смотреть Васька, слишком рычать на Надю, которая по-доброму, по-матерински и по-сестрински ко мне относилась. И теперь в большой комнате у меня утолок и широкий стол Уже после уроков приглашал ребят. Провел несколько раз что-то вроде заседаний литературно-художественного кружка - показывал открытки из моей коллекции, рассказывал о каждой картине и художнике. Особенно это нравится Вальке Петрачковой и Поле Горской, они сидят на одной парте и на уроках просто "поедают" меня глазами, слушают и отвечают лучше всех. А на уроках приходится читать многие страницы произведений, которые проходим, потому что ни в школьной библиотеке, ни у ребят их нет. В девятых всю зиму читал, выбирая, эпизоды "Войны и мира"… Мой пример заразителен: и уже появились ребята, которые пишут стихи. Я их поддерживаю. Договорился с завучем о литературном кружке. И предложил сразу выпустить стенгазету с рифмованными строчками ребят на школьные темы.

7 мая. "Я постучал - и дочь хозяйская тихонько отворила мне. "Ах, это Вы…" - шепнула ласково полуодетая, во тьме… Она и добрая, и ладная, и так умны ее слова, а вот с судьбою не поладила: и в двадцать два - уже вдова…" А дальше что-то у меня в стихах не получается, нужен какой-то поворот. А может, это потому что и в жизни ничего дальше не было: отворила дверь, пропустила меня, стояла, ждала от меня чего-то или не ждала, а я прошел в свою комнату - вот и все… Наверное, я не бытописатель. И все-таки пытаюсь закончить стихотворение: "Стоит, зовущая и томная, не поднимая сонных век. А я иду в другую комнату, хоть я не ангел - человек… И ничего уже не делаю. В подушку б голову зарыть, чтобы скорей на сутки целые с тобой разлуку сократить"… Может, в этом что-то есть… Но нормально ли, что молодой одинокий мужчина, в котором кипят силы и желания и которому хочется обладать женщиной, спокойно проходит мимо зовущей и томной?..

20 мая. От тоски ли, от одиночества слишком частые разговоры и встречи с Лилей. То отправляемся вдвоем на почту за письмами: она ждет свои, я свои… То - к кому-нибудь в гости. А вчера провожали учителей в Высочаны, до которых километров пять. Проводили до полдороги - и повернули обратно. Полил дождь. Спрятались под ветвями огромного старого дуба. И сидели двое, затерянные во всем мире. Каждый тосковавший по своему кому-то и чему-то… Рождение какой-то близости, но только в движениях рук… А на большее я не решился, и не знаю, готова ли была решиться она. А я нет, не мог… А дождь прошел, и уже выглядывала луна. И мы вернулись в Крынки…

30 мая. Десятиклассники сдают выпускной - сочинение по русской литературе. Темы: "Образы коммунистов в романе М. А. Шолохова "Поднятая целина", "Ленин и партия в поэме В. В. Маяковского "Владимир Ильич Ленин", "Русский народ в поэме Н. А. Некрасова "Кому на Руси жить хорошо". Ребята писали и по Шолохову и по Маяковскому, которому я уделял слишком много внимания на уроках. Председатель комиссии директор Козлов пришел, приняв хоть и небольшую, но дозу спиртную, которой угостил его кто-то из родителей прямо перед экзаменом… Сначала был он вяловат, даже вял, ни на что не реагировал. А потом разошелся и стал грубиянить. Мы с Александром Васильевичем Королевым и членами комиссии пытались его остановить, не получилось, и тогда я сказал, что запишу о грубиянстве прямо в ведомость-протокол с оценками. И записал: "Председатель комиссии грубил, сказал, что роль учителя слишком маленькая"… А он схватил протокол и написал: "Задание сделано неправильно. Учитель подсказывал ученикам".

Выставив все оценки - 8 "четверток" и 13 "троек", мы подписали ведомость для отправки в районо. Но тут Козлов уже пришел в себя, протрезвел и сказал: "Давайте перепишем"… И мы пошли на "мировую". А ведомость я забрал на память…

20 июня. Вдруг стал писать стихи для детей. Есть уже маленький циклик. Идут экзамены. И после каждого ухожу в луга, сижу на берегу Ёрзовки - и рождаются игровые миниатюрки. Все они вместе - это "Волшебный луг": "Телушка", "Майский жук", "Шмель", "Дождик". А два первых, по-моему, просто хороши: "Привязали к колышку рыженькую телушку, и одну оставили с птицами да с травами"… "Был майский жук настолько юн, что перепутав месяцы, влетел нечаянно в июнь под кленами у мельницы"…

25 июня. Последний звонок. Придумал маленький ритуал. Вышел милый первачок и сказал: "Мы хотим вам пожелать, чтобы жили вы на "пять", честно Родине служили и чтоб школу не забыли". А выпускница Валя Петрачкова подняла высоко старый звонок: "Ты звени, звени, звонок, чтоб вовеки не умолк!.." И все вместе - и я громче всех - закричали "ура!.." Танцевали прямо на лужайке возле школы, я - с учителями и выпускниками, особенно с Валей и Полей…

23 сентября. Накануне в Витебске мне сказали, что 23-го в книжном на Ленинской будет встреча с писателями. Из Минска приехали Анатоль Велюгин, Антон Белевич и Петрусь Макаль. Я был "подключен" к компании и выступал, как и они, стоя за прилавком, хотя продавать мне было нечего. Все подписали мне свои книжки. А Велюгин предложил мне увидеться под вечер. Я пришел к гостинице "Советской", ждал, увидел его в окружении милых красивых витеблянок и… отправился на вокзал к вечернему поезду… Меня провожал учитель Михаил Рывкин, с которым мы познакомились в книжном…


Еще от автора Давид Григорьевич Симанович
Рекомендуем почитать
Петля Бороды

В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.


Золотая нить Ариадны

В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.


Резиденция. Тайная жизнь Белого дома

Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.


Горсть земли берут в дорогу люди, памятью о доме дорожа

«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».


Сандуны: Книга о московских банях

Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.


Лауреаты империализма

Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.