Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - [18]
20 апреля. Распределение никак не было связано ни с учебой, ни с общественной работой. И даже наоборот: если ты что-то делал и хорошо успевал - ты очень нужен был в самых отдаленных, а то и глухих уголочках республики, чтобы там "сеять", "поднимать", "укреплять"… Все минчане остались в Минске - правда, в основном устраиваться будут сами. Но это не проблема: кроме школ, куда особо никто не желает попадать, есть редакции газет и журналов, библиотеки, техникумы и училища… Когда вошел я, кто-то из членов комиссии сказал: "Этот поедет куда пошлют…" Председатель подтвердил: "Очень нужны кадры в Молодеченской области…" На мое наивное, что хотелось бы из школы ездить хотя бы в райгазету, где есть литобъединение", я услышал чье-то иронично-назидательное: вот, мол, Пушкин и в Михайловском писал…
На следующий день Рем увидел список школ, в которых требовались учителя русского языка и литературы и который комиссия вывесила после своего заседания-распределения. Оказалось, что можно из списка выбирать и поменять школу. Сели с Ремом в читалке под портретом Маяковского и внимательно стали изучать названия школ, определяя по карте Белоруссии их местонахождение. Наткнулись на название "Крынковская". Она оказалась в двадцати километрах от Витебска. И мы поехали домой к председателю комиссии. Вопрос был решен очень быстро… Итак, я распределен. Школа на станции Крынки Витебской области. Легко можно ездить в Витебск, там есть областная газета, там есть известный в республике театр. В общем, все складывается неплохо.
29 апреля. Сегодня произошло необычное событие. Меня вызвали из читалки, сказали, что ко мне - какая-то пионерская делегация. Я выскочил тут же - и увидал прямо у входа в университетский сквер группу ребят в пионерских галстуках, многих с комсомольскими значками. А они, узнав меня, тут же построились. Застучал барабан. Запел горн. Сбежались студенты на непривычное зрелище у порога главного корпуса университета. Я и сам не сразу понял, что происходит. И лишь несколько минут спустя, когда отрапортовав и вручив мне огромный том, делегация замаршировала через двор к воротам, а ко мне бросились студенты, до меня все дошло. На томе Тараса Шевченко "Кобзар" (на украинском), прекрасно изданном томе, красовалась надпись на титульном листе: "Давиду Симановичу в знак благодарности за теплое отношение к нашей школе, в память о вечере, посвященном В. В. Маяковскому, от учеников 14-й школы. 29. IV. 55".
10 мая. С дипломной все произошло, как предрекал мой научный руководитель Гуторов. Я мужественно, как мог, отстаивал "образ автора", отвергая термин "лирический герой" в применении к роману "Евгений Онегин". Из меня вылетали и кружили над аудиторией цитаты-строфы. Каждая из них очень четко и точно относилась к самому Александру Сергеевичу, а не к некоему выдуманному лирическому герою. Аудитория - а меня ведь знают и даже, не побоюсь признаться себе, любят - репликами, а иногда хлопками поддерживала своего "героя", который вступил в поединок с единственным на филфаке профессором литературы… И Гуторов сказал, что работа хорошая, но с "формулировкой названия и его мотивировкой" он не согласен и потому оценку снижает на балл - "хор"…
30 мая. Письмо из "Огонька". Снова подписал литконсультант Э. Асадов. Он сразу начинает так: "Вы способный человек, и я с удовольствием отмечаю это. Сейчас очень важно, чтобы способности эти были бы направлены по самому верному пути. Задатки надо реализовать наилучшим образом…" "В стихах Ваших есть и волнение, и искренность, и образность…" Затем следует подробный разбор "Дня рождения" и совет: разрешению таких тем учиться у Симонова… О стихотворении "Чужой": "Второе стихотворение интереснее. Тут Вы сделали зримую и точную бытовую зарисовку. Картинка выписана точно, взволнованно и без лишних слов. Это стихотворение хорошо зазвучит в определенном цикле стихов… Мне хотелось бы завязать с Вами творческую переписку… 26. V. 55…"
12 июня. С Анкой-племянкой в музей биофака, где выставлены чучела животных. Посмотрела она, и повел я ее на филфак, где лестницы-чудесницы, по которым я бегаю-летаю снизу вверх и сверху вниз. Анке понравились и животные, и лестницы.
"А я тебя второй день ищу, - выскочила из деканата секретарша. - Вот письмо - скорей открой и скажи, что пишет Симонов…" Я открыл: "Стихи Ваши сверстаны, но точно определить в каком номере "Нового мира" они появятся - трудно. В портфеле журнала сейчас скопилось довольно большое количество стихов. Возможно - в сентябрьском или октябрьском номерах. Если у Вас изменится адрес - поставьте нас об этом в известность"… И подпись: С. Караганова…
Анка сказала: "Ты бери меня всегда с собой - и будешь получать такие радостные письма… Я всем скажу, что приношу счастье…"
28 июня. Диплом. Специальность - русский язык и литература. Присвоена квалификация филолога. Вчера все, у кого красивый почерк, помогали заполнять две странички в черной обложке. Я только наблюдал: куда мне с моим корявым почерком, с моими каракулями… Никакого торжества не было. Получили дипломы - и группками ушли их "замачивать"…
В начале семидесятых годов БССР облетело сенсационное сообщение: арестован председатель Оршанского райпотребсоюза М. 3. Борода. Сообщение привлекло к себе внимание еще и потому, что следствие по делу вели органы госбезопасности. Даже по тем незначительным известиям, что просачивались сквозь завесу таинственности (это совсем естественно, ибо было связано с секретной для того времени службой КГБ), "дело Бороды" приобрело нешуточные размеры. А поскольку известий тех явно не хватало, рождались слухи, выдумки, нередко фантастические.
В книге рассказывается о деятельности органов госбезопасности Магаданской области по борьбе с хищением золота. Вторая часть книги посвящена событиям Великой Отечественной войны, в том числе фронтовым страницам истории органов безопасности страны.
Повседневная жизнь первой семьи Соединенных Штатов для обычного человека остается тайной. Ее каждый день помогают хранить сотрудники Белого дома, которые всегда остаются в тени: дворецкие, горничные, швейцары, повара, флористы. Многие из них работают в резиденции поколениями. Они каждый день трудятся бок о бок с президентом – готовят ему завтрак, застилают постель и сопровождают от лифта к рабочему кабинету – и видят их такими, какие они есть на самом деле. Кейт Андерсен Брауэр взяла интервью у действующих и бывших сотрудников резиденции.
«Иногда на то, чтобы восстановить историческую справедливость, уходят десятилетия. Пострадавшие люди часто не доживают до этого момента, но их потомки продолжают верить и ждать, что однажды настанет особенный день, и правда будет раскрыта. И души их предков обретут покой…».
Не каждый московский дом имеет столь увлекательную биографию, как знаменитые Сандуновские бани, или в просторечии Сандуны. На первый взгляд кажется несовместимым соединение такого прозаического сооружения с упоминанием о высоком искусстве. Однако именно выдающаяся русская певица Елизавета Семеновна Сандунова «с голосом чистым, как хрусталь, и звонким, как золото» и ее муж Сила Николаевич, который «почитался первым комиком на русских сценах», с начала XIX в. были их владельцами. Бани, переменив ряд хозяев, удержали первоначальное название Сандуновских.
Предлагаемая вниманию советского читателя брошюра известного американского историка и публициста Герберта Аптекера, вышедшая в свет в Нью-Йорке в 1954 году, посвящена разоблачению тех представителей американской реакционной историографии, которые выступают под эгидой «Общества истории бизнеса», ведущего атаку на историческую науку с позиций «большого бизнеса», то есть монополистического капитала. В своем боевом разоблачительном памфлете, который издается на русском языке с незначительными сокращениями, Аптекер показывает, как монополии и их историки-«лауреаты» пытаются перекроить историю на свой лад.