Витебский вокзал, или Вечерние прогулки через годы - [16]
- Константин Михайлович! - говорю срывающимся голосом. Все повернулись к Симонову. - Я хотел бы прочесть Вам стихи… - Все смотрят на меня.
- Пожалуйста! - говорит он.
- Где и когда я мог бы это сделать?
- Да можно хоть сейчас…
- Здесь? - на моем лице недоумение… - Сейчас? Как-то неудобно…
- Почему же? Ведь мы все читали только что в этих стенах. И было вполне удобно… Теперь читайте Вы…
Внизу снова собрался народ. Все выглядело так, словно вечер продолжается… Я прочел "Весеннюю сказку", "Дом на дороге Бессмертия" и "Левитана". Внизу раздались хлопки. Я не видел, кто аплодировал. А здесь на лицах прочесть ничего не мог. Короткую паузу прервал Симонов:
- Кто Вы? Расскажите о себе…
Я кратко рассказал…
- А стихи интересные, - сказал Константин Михайлович - О школе имени Зои слабее других, но и в нем найдены детали… Что я могу для Вас сделать? Давайте договоримся так: вы пришлите эти и другие стихи, посмотрите, чтобы по силе они были такими, как о художнике Левитане и о весне. Пришлите мне на адрес "Нового мира" - я недавно стал его редактором. Адресуйте мне лично. И обязательно сделайте приписку о том, что я стихи слушал, они мне понравились, сказал, чтобы Вы прислали… А иначе могут не передать… Ну вот так… Если все будет в порядке, до встречи на страницах "Нового мира"!
Попрощавшись, он повернулся и что-то сказал Бровке и Кулешову… После того, как я, поблагодарив Константина Михайловича, спустился с небес на землю, меня взяли в плотное кольцо и потребовали немедленного рассказа. Но я молчал. Я все еще был там, среди небожителей. Рассказывал уже на улице, по дороге к общежитию… На следующий день по университету гуляла крылатая фраза: "Симонов признал Симановича!" А некоторые, то ли шутя, то ли иронизируя, добавляли: "Как Державин Пушкина…"
На моем столике под портретом Маяковского появился и портрет Симонова, вырезанный из какого-то журнала. На обороте надпись: "Ура! Тебя признали!.."
9 октября. То, что я вдохновлен встречей с Симоновым - видят все. И не перестают об этом говорить: кто с доброжелательной поддержкой, кто со скрытой, а иногда и открытой завистью, переходящей в злобу… А я за последние недели написал много, может, это целый цикл стихов о людях, занятых тихим, не очень заметным трудом, который я стараюсь опоэтизировать: мои герои, с которыми теперь я дружу - садовник, почтальон, уборщица, часовой мастер, продавщица цветов, дворник…
19 октября. Думаю о Л. Почему она так разговаривает, так общается со мной, как будто она вовсе не чья-то жена?.. Вдруг вбегает в читалку - сияющая, в синеньком легком пальтишке, с белым шарфиком и прямо под портрет Маяковского, ко мне: "В Оперном - "Красный мак", у меня два билета, я тебя приглашаю - пошли…" А сегодня вдруг написал: "Не улыбкой - грустью и тревогой ты встречаешь мужа на пороге, словно это он – твоя беда… Привыкают к тишине и крику, к морю и журчащему арыку, только к нелюбимому привыкнуть сердце не сумеет никогда…" Арык, конечно, возник из моего узбекского военного детства и хорошо зарифмовался. А я в самом деле далекие те времена привык и к арыку, и к глиняному дувалу, и к арбе…
29/30 октября. Ночь, Вокзал. Зачем я уезжаю? От чего бегу?.. Только б слово одно "останься!.." - не губами, так проще - взглядом, и огни надоевших станций не мелькали за окнами рядом…
8 ноября. Записываю в вагоне… Десять дней в Наровле. Начал проходить свой "курс лечения от любви"… Помогали стихи на совсем на другие, не любовные темы… Каждый день писал. Разговоры с мамой о том, как ее снимали с работы, а потом восстанавливали… как к этому по-разному относились те, с кем она много лет проработала рядом (в большинстве - все-таки сочувственно, с осуждением несправедливости)… как еще до того, когда ее сняли с работы, пришел пьяный мужчина и с озлоблением сказал о маме: "Не хочу, чтобы эта жидовка делала мне микстуру…" …Мама тогда плакала от бессилия и сказала заведующей: "Юля, сними меня с работы, договорись в райздраве, лучше я сама уйду и пересижу дома это страшное время"… Но заведующий райздрава решил по-другому: "Года Давидовна, вам не годится сидеть дома, поезжайте лучше в какую-нибудь другую, сельскую аптеку, мы Вас переведем"… А маме уже пятьдесят пятый, и она без минуты пенсионерка… но поехала в папино родовое гнездо в Вербовичи, и там, заслужив доброе отношение вербовчан, перебыла трудное время…
После разговоров с мамой появилось в эти дни стихотворение "Мертвец": "Чуть не падая, плелся по городу, нес живот от пивной до пивной. Он сказал мне: "Жидовская морда, рассчитаться пора с тобой…" В ту минуту я вряд ли помнил, что над веком кровью горят и петлюровские погромы, и фашистского гетто ад…"
Приезжали на праздник в Наровлю многие мои одноклассники - кто из военных училищ, кто из армии - и я написал стихотворение "Лейтенанты"… Смотрел, как строится Наровля - и появился "Паренек на подъемном кране"…
20 ноября. Провел в 14-й школе литературный вечер о Маяковском. Подарили открытку-портрет: "Пусть образ Вашего любимого поэта всегда напоминает Вам о нашей встрече"..
28 ноября. Сегодня выступал на большом вечере в университете. Сидела в зале, опустив голову, Лора. Вид у нее был такой, что если бы раньше не был влюблен, я снова бы влюбился сейчас… Я прочел шесть стихотворений, выстроив их маленькой программой. А закончил только что привезенным из Наровли, которое никто еще не слышал, а мне самому очень нравится, закончил я вдохновенно: "Чтоб тысячи влюбленных, надеждой окрыленных, могли счастливо жить, собрать бы все разлуки, связать разлукам руки и в море утопить!" Зал просто завопил и потребовал прочесть на "бис", что я с превеликим удовольствием сделал под крики "читай медленней - будем записывать!.." И записывали. И повторяли за мной… И я был просто счастлив…
Тюрьма в Гуантанамо — самое охраняемое место на Земле. Это лагерь для лиц, обвиняемых властями США в различных тяжких преступлениях, в частности в терроризме, ведении войны на стороне противника. Тюрьма в Гуантанамо отличается от обычной тюрьмы особыми условиями содержания. Все заключенные находятся в одиночных камерах, а самих заключенных — не более 50 человек. Тюрьму охраняют 2000 военных. В прошлом тюрьма в Гуантанамо была настоящей лабораторией пыток; в ней применялись пытки музыкой, холодом, водой и лишением сна.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Брошюра написана известными кинорежиссерами, лауреатами Национальной премии ГДР супругами Торндайк и берлинским публицистом Карлом Раддацом на основе подлинных архивных материалов, по которым был поставлен прошедший с большим успехом во всем мире документальный фильм «Операция «Тевтонский меч».В брошюре, выпущенной издательством Министерства национальной обороны Германской Демократической Республики в 1959 году, разоблачается грязная карьера агента гитлеровской военной разведки, провокатора Ганса Шпейделя, впоследствии генерал-лейтенанта немецко-фашистской армии, ныне являющегося одним из руководителей западногерманского бундесвера и командующим сухопутными силами НАТО в центральной зоне Европы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Книга Стюарта Джеффриса (р. 1962) представляет собой попытку написать панорамную историю Франкфуртской школы.Институт социальных исследований во Франкфурте, основанный между двумя мировыми войнами, во многом определил не только содержание современных социальных и гуманитарных наук, но и облик нынешних западных университетов, социальных движений и политических дискурсов. Такие понятия как «отчуждение», «одномерное общество» и «критическая теория» наряду с фамилиями Беньямина, Адорно и Маркузе уже давно являются достоянием не только истории идей, но и популярной культуры.
Книга представляет собой подробное исследование того, как происходила кража величайшей военной тайны в мире, о ее участниках и мотивах, стоявших за их поступками. Читателю представлен рассказ о жизни некоторых главных действующих лиц атомного шпионажа, основанный на документальных данных, главным образом, на их личных показаниях в суде и на допросах ФБР. Помимо подробного изложения событий, приведших к суду над Розенбергами и другими, в книге содержатся любопытные детали об их детстве и юности, личных качествах, отношениях с близкими и коллегами.
10 мая 1933 года на центральных площадях немецких городов горят тысячи томов: так министерство пропаганды фашистской Германии проводит акцию «против негерманского духа». Но на их совести есть и другие преступления, связанные с книгами. В годы Второй мировой войны нацистские солдаты систематически грабили европейские музеи и библиотеки. Сотни бесценных инкунабул и редких изданий должны были составить величайшую библиотеку современности, которая превзошла бы Александрийскую. Война закончилась, но большинство украденных книг так и не было найдено. Команда героических библиотекарей, подобно знаменитым «Охотникам за сокровищами», вернувшим миру «Мону Лизу» и Гентский алтарь, исследует книжные хранилища Германии, идентифицируя украденные издания и возвращая их семьям первоначальных владельцев. Для тех, кто потерял близких в период холокоста, эти книги часто являются единственным оставшимся достоянием их родных.