Виланд - [40]

...Спустя сутки Йолла увидел след.

Ветра не было, но след медленно, неумолимо исчезал. Песок словно боялся отпечатков на поверхности, как убийца страшится памяти, стирая из неё лица жертв.

Йолла пробежал несколько шагов — и следы проявились ещё, отчётливей, они принадлежали человеку.

— Эй! — Теперь Йолла бежал и бежал.

Когда впереди проявилось дерево, он даже улыбнулся. Я победил Пустыню, подумал Йолла.

Дерево было чёрным. Мёртвым, колючим, кривым. Йолла остановился в двух шагах от него. След исчезал. Радоваться или плакать, Йолла не знал. Возможно, он нашёл место, где Пустыня прятала разгадку своих тайн. А может быть, она просто издевалась...

Йолла почувствовал одуряющую усталость. Но это даже хорошо — можно не мучиться, ломая голову, а просто уснуть — во сне останется место надежде. Во сне пролетят часы, и может быть, что-то изменится. К лучшему.

Он закрыл глаза, и тут же замелькали в темноте цветные искры, проносясь кружащим голову вихрем. Я попал в стайку падающих звёзд!.. Йолла вспомнил, что спит, и провалился в прохладную темноту. Без снов.

Очнулся он от холода. Как любой обитатель Леса, Йолла не боялся замёрзнуть до смерти. Но покрываться инеем заживо — очень сомнительное удовольствие! Йолла обхватил себя за плечи и, крупно дрожа, огляделся. Пустыня и дерево остались. Не изменилось ничего... нет! Неподалёку Йолла различил какой-то тёмный комок на песке. Сперва показалось, что комок этот величиною со средних размеров собаку... Йолла и подумал было, что видит собаку, свернувшуюся в клубок на остывшем песке.

Походить ближе Йолла боялся. Он напряжённо ждал. Наверное, не очень долго. Когда пошевелился, показалось — то, чёрное, немедленно сделает что-нибудь. Кинется на Йоллу. Или исчезнет. Но ничего не изменилось. Точнее, появилось новое ощущение — пустоты. Как будто во всём мире не осталось больше живых. Один Йолла. А этот чёрный комок... давно мёртв. Или искусно притворяется мёртвым.

Олух я! Пролежень паршивый! Мокрица склизкая!.. Гнался за тем, кому, быть может, нужен, а догнал — и жду! Может, я сейчас теряю последние секунды! Да хотело бы оно меня сожрать — умяло бы за милую душу, пока я дрых тут...

Йолла сделал всего один шаг — и сразу стало ясно: чёрное существо — человек. Даже странно, как Йолла раньше этого не видел. Человек был одет в узкие брюки и куртку, он лежал на боку, поджав колени к груди. Лица его Йолла рассмотреть не мог. Он подошёл совсем близко, понял — человек не мёртв!

Йолла осторожно потянул незнакомца за сапог, и нога неожиданно легко распрямилась. Осмелев, Йолла стал переворачивать его на спину. Лицо, очень бледное, удивило Йоллу. Он подумал, что совершенно не способен определить возраст этого человека. Подросток, мужчина, старик?!.. Йолла растерялся.

— Ты живой? Ты слышишь?..

* * *

— Бурю... её описать никто не сможет, — уверенно заявил Димка. — Потому что это в сто раз труднее, чем пересказать самый удивительный сон. Потому что, как я могу объяснить, почему мне во сне что-то совсем простое и несуразное кажется самым правильным, важным и чудесным?! Сам сон так устроен. Он тебя меняет так, что если надо, ты увидишь обыкновенный стол — а будешь обмирать от счастья. Потому что сон управляет правилами, по которым всё случается, а не тем, что происходит. Я, если хочу описать сон, должен рассказывать не о том, что видел, а о том, что чувствовал, а почему я это чувствовал, никто не сможет понять, это понять совершенно нельзя!

Димка воспользовался тем, что его слушатели притихли, откусил "голову" шоколадному слону. Играть в шахматы Димка не очень любил, но этой партии избежать было никак нельзя — иначе фигурки покроются белым налётом или даже, чего доброго, в них заведутся червячки!

Ни Димка, ни Альви не любили белый шоколад. Что делать с белыми фигурами? Не выбрасывать же...

— Я съем! — успокоил их Йолла. И партия началась. Странная же, впрочем, партия! В которой никто не думал о выигрыше. Ходы делались просто так. Иногда — чтобы фигурки расположились красиво. Иногда — игроки дурачились и убегали друг от друга, ферзь от пешки... а белый король бок о бок с чёрным обходил "границы". Если кому-то хотелось "съесть" фигурку, выбирали из тех, каких ещё не пробовали, поэтому к концу игры пешек оставалось очень много.

Альви не торопил Димку. Понимал — всё равно не сможет удержаться, рассказ будет продолжен.

— Она пришла, как волна. Волну ведь можно видеть глазами, а можно чувствовать... Так вот, Миэлике её видела, а я нет. Я словно стоял к ней спиной. А когда она нахлынула... все вещи, дома, деревья, трава... всё-всё, оно... перестало быть, ну, таким, обычным, твёрдым, жидким... оно всё превратилось в ветер. В звуки, во взгляды. Как если бы вы стали посреди огромного оркестра, когда он ещё молчит, а потом закрыли глаза — а оркестр заиграл! И сам исчез! От каждого инструмента остались только его звук, его след. И все эти звуки — живые. И я сам — точь-в-точь такой же. Как кусочек этой музыки, летаю среди них...

И тогда... в какой-то миг мне понятно всё! Каждый звук. Как растёт трава, как дует ветер — я знаю, где он был и пять минут назад, и час... и вижу каждую трещинку в кирпиче дома... а захочу — и этих трещинок не станет! Как это получится, я не знаю... Просто, раз всё — музыка, она и связывает всё. Меня — и пылинку где-нибудь в тысяче километров отсюда. Если я подумаю о ней, она это почувствует, потому что музыка у нас одна! Очень сложная — но если она хорошая, и если оркестр хороший, в нём все инструменты чувствуют друг друга... иначе никакой дирижёр не справится.