Вихри на перекрёстках - [29]

— Правильно, — согласился комбриг, — Тимохина нужно вызвать. Живой свидетель. А ты, Хоромец, действуй быстрее.

Начальник штаба скрылся за дверью. Оставшиеся какое-то время молчали. Казалось, будто в землянке во всех углах звенят комары. Женщина подняла голову, посмотрела на потолок. Сергеев понял ее и сказал:

— Нет, это вам кажется. У меня тоже звенит в ушах.

— Простите, что принесла столько хлопот и неприятностей.

— Нет, вы принесли нам больше пользы, чем хлопот. Сначала я не придал этому большого значения. Так кто же вас сюда привел?

— Молодой высокий парень. Довел до лагеря, попрощался и ушел.

— Во что он был одет?

— В военных брюках, в сапогах. На голове пилотка со звездочкой. Только рубашка будто с чужого плеча.

— А оружие?

— Немецкая винтовка.

— Может, кто-то из группы Бойкача. Но почему он не зашел в лагерь? — высказал сомнение Ядловец.

Сергеев промолчал. Он помнил, что в группе подрывников ни у кого, кроме Володи, пилотки не было. Или перед расстрелом он сам отдал пилотку, или кто-то подобрал ее потом.

— Что же мы так сидим? Наверное, вы проголодались, — обратился комбриг к Саблиной. — Скажете потом: «Вот так побывала в гостях». И виноват в этом будет коллега вашего мужа — Сергеев.

Не успели они отойти от землянки, как подбежал Анатолий Зубенок. Пот выступил на его лице, парень часто и глубоко дышал. Глянув на незнакомую женщину, он обратился к Сергееву:

— Я к вам, товарищ комиссар!

Извинившись, Сергеев подозвал одного из проходивших неподалеку партизан и велел отвести Саблину на кухню. Комбриг и комиссар в ожидании смотрели на Зубенка.

— Ротный удрал, — тихо сказал тот.

— Как удрал? — нахмурился Сергеев.

— Запряг пару лошадей, посадил на подводу Зину и уехал. Я думал, в штаб, но заглянул в землянку, а там пусто. Все взяли с собой! Разрешите нам с хлопцами догнать его!

— Ничего, Толя, далеко Саблин не удерет, за ним уже поехали. Отдохни, скоро он будет здесь. Но почему вы не сообщили, что с Володей беда случилась?

— Думали, его повели к вам. А конвоиры вернулись и сказали, будто Бойкач пытался бежать и они его убили. Мы хотели похоронить его, но не нашли тело, а спросить было не у кого: конвоиры сразу куда-то уехали, и с тех пор их в лагере нет.

— Вот что, Толя, садись на моего коня и скачи в штаб соединения. Там никому ни слова. Передашь командиру мое письмо и вернешься с партизаном Тимохиным. Пойдем, я напишу. Или лучше подожди меня здесь.

Молодой партизан вскоре подвел к землянке оседланного коня. Вышел комиссар, взял повод и направился к Анатолию.

— Вот пакет. Садись и… быстрее возвращайся, — сказал он.

Толик заметил, что комиссар задумчив и вообще не имеет желания много говорить. Молча вскочил в седло и поехал.

Глядя вслед ему, Сергеев думал о том, что боевые действия воспитывают в человеке активность, держат его в напряжении, и смерть бойцов в борьбе с врагом воспринимается как закономерность. А вот внутренние чрезвычайные события ложатся на душу командира гнетущей тяжестью. Облизывая пересохшие губы, Сергеев хмуро зашагал к колодцу, чтобы глотнуть студеной воды.

10

Сын слушал рассказ матери и чувствовал, что она всеми силами старается скрыть свою тревогу. Мать говорила не гладко, как обычно, а из множества своих мыслей выбирала главные и высказывала их вопросительными фразами. Почему партизаны двое суток сидели возле их двора? Не договорился ли он встретиться с ними, а сам не пришел? Почему сын так одет и у него чужое оружие? Почему, почему… Володя жалел мать, но не хотел рассказывать ей о случившемся. Ведь Мария описала партизан, приходивших к ней, и хлопец сразу понял, кто это был — рыжеглазый с двумя подручными, надеялись тут прикончить его. Что же делать, как быть?

— Сынок, о чем ты задумался? — мать ласково погладила Володю по плечу. — Скажи, что случилось?

— Ничего, мама. Просто решил перейти в другой отряд. Зина замуж вышла…

— Только поэтому? Я еще раньше узнала, даже рада была. Ты молодой, найдешь другую девушку.

— Мама, я спрячу винтовку, оставлю пилотку, а ты дай мне переодеться. Нужно во всем гражданском быть, чтобы не задержали немцы.

— Куда ты?

— Пойду, пока не стемнело. Обо мне никому не говори.

— А если спросит Зина?..

— Как Зина может спросить?

— Она же здесь, у матери. Я, правда, с нею не разговаривала. Даже не здороваюсь. Подумаешь, променяла моего сына…

— И ей ничего не говори.

Мать принесла брюки, кепку, Володя переоделся, спрятал винтовку под поветью и через огород направился к болоту. Пройдя немного, остановился и оглянулся на деревню. Солнце малиновым огнем зажгло стекла в окнах его родной избы. Мать, наверное, прислонилась к окну и не сводит с сына глаз. Близился закат, и хлопец зашагал быстрее.

Солнце еще не успело скрыться, когда Бойкач вошел в тенистый сад около деревни Слобода. Хлопец заволновался: узнает ли его Валина мать, тетка Голубиха? В деревне было тихо, только изредка доносился шум машин и выкрики немцев. «А это еще что? — подумал Володя, увидев в отдалении палатки. — Неужели в семистах избах для гитлеровцев не хватило места? Но это к лучшему: возможно, в Валиной избе немцев нет. А посланцы Саблина сюда не пойдут».