Вифлеемская звезда - [11]

Но его приподнятое настроение длилось недолго. Он проходил мимо витрины кондитерской и, рассеянно повернув голову, взглянул внутрь, и увидел свою жену, сидящей за столом с леди Лоуренс… И с лордом Мартиндэйлом и сэром Сирилом Порчестером. Лицо Эстель было радостным и оживленным. Она смеялась вместе со всеми.

Она не заметила его, и он прошел мимо.

Эстель, находящаяся внутри кондитерской, прекратила смеяться и склонила голову над блюдом с пирожными, которые сэр Сирил предложил ей.

– Говорю, это просто ужасно, – сказала она лорду Мартиндэйлу, в ее глазах все еще плясали смешинки. – Купить для Алана дорогой подарок и ему же отослать счет.

– Большинство жен так делают, моя дорогая леди Лайл, – ответил он.

– Я коплю свои деньги к Рождеству, – сказала она, – чтобы купить все, что пожелаю, и не бежать к Алану.

– Но вы все еще не поведали нам, что собираетесь купить этому счастливчику? – спросил сэр Сирил.

– Точно, – сказала она, сверкая глазами и улыбаясь. – Я даже Изабелле не сказала. Это сюрприз. Только для Алана.

Лорд Мартиндэйл взял еще одно пирожное.

– Все хотят знать, что такого сделал Лайл, чтобы заслужить такую преданность, не правда ли Порчестер?

Эстель слегка похлопала его по руке.

– Он женился на мне, – сказала она и посмотрела на леди Лоуренс, весело засмеявшись.

– О, сударыня, какая несправедливость, – посетовал лорд Мартиндэйл. – С того времени, как он сделал это, вы же понимаете, остальная часть из нас, бедных смертных, осталась не удел.

– Есть выход: кинуть ему перчатку в лицо и стреляться с ним, – предложил сэр Сирил.

Они все засмеялись.

– Но я этого не одобрю, – сказала Эстель. – Я останусь безутешной вдовой на всю оставшуюся жизнь, предупреждаю вас.

– В таком случае, – с притворным вздохом сказал сэр Сирил, поднимаясь на ноги и обходя вокруг стола, чтобы отодвинуть стул леди Лоуренс и помочь ей подняться, – я думаю, что можем позволить жить Лайлу и дальше. Счастливчик!

Когда они все вышли из кондитерской господа откланялись и покинули дам, а Эстель пообещала встретиться с леди Лоуренс в библиотеке чуть позже, как только закончит свои дела. Она не хотела, чтобы подруга вместе с ней заходила в ювелирный магазин. Это был не тот ювелирный магазин, который посетил ее муж полтора часа назад.

Она была очень взволнована. Конечно, он все поймет, когда увидит кольцо, даже, несмотря на то, что подарок не совсем для него.

У нее было преимущество перед графом, так как она весьма четко помнила, что на утерянном кольце было девять сапфиров. И она была в состоянии описать ювелиру кольцо и указать, какой ширины должен быть ободок. Она долго выбирала алмаз, и, в конце концов, остановилась на одном, и то только потому, что надо было что-то выбрать, если она не хотела отказываться от своей затеи, хотя ни один из алмазов не был похож на «Вифл6еемскую звезду».

Но это не имело значения. Она не собиралась вводить в заблуждение Алана. Вопрос стоял не в том, чтобы выдать новое кольцо за потерявшееся. Она только хотела показать ему, чтобы он знал, что обручальное кольцо имело для нее значение, и она потратила на его замену почти все свои сбережения. Она хотела, чтобы он знал, что в ней все еще живет надежда, что она не зря носила то кольцо на пальце на протяжении двух лет.

Надежда, что однажды он полюбит ее так же, как она любит его.

Она собиралась попросить его оставить кольцо у него до тех пор, пока она не вернется домой, чтобы остаться.

Возможно, он понял бы, что она будет ждать этого дня.

Возможно.

Но в любом случае, пусть оно будет у него.

Некоторое время спустя она быстро шла по улице в направлении библиотеки, ее щеки по-прежнему пылали, а глаза ярко блестели. Все, кого она видела на улице, были нагружены пакетами. Все выглядели счастливыми и улыбались ей.

Какое это замечательное время года – Рождество! Если бы только каждый день мог быть таким же, как Рождество!

***

Граф Лайл сидел в одном углу своей темной городской кареты, его жена в другом. Тяжелые бархатные шторы были опущены и закрывали окна. Было уже поздно. Ограниченное пространство кареты не располагало смотреть по сторонам, но Эстель это было и не нужно. Ее взгляд был устремлен на воображаемую сцену.

– «Ибо младенец родился нам», – тихо пела она себе под нос. – «Сын дан нам, сын дан нам». – Эстель посмотрела на лицо мужа, скрытое в тени. – Или, наоборот, «ибо младенец родился нам» повторяется, а «сын дан нам» один раз? – спросила она. – Но это не имеет значения. «Мессия» мистера Генделя является самой восхитительной музыкой, когда-либо звучавшей, ты согласен со мной, Алан?

– Великолепная музыка, – согласился он. – Но я удивлен, что ты вообще расслышала ее, Эстель. Ты так много общалась.

Он хотел лишь поддразнить ее словами, но у него никогда не получалось придать своему голосу легкий, игривый тон.

– Но только до того момента, пока не началась музыка, и в антрактах, – сказала она. – О, ну хватит, Алан, ты должен признать, что это правда. Я не болтала во время представления. Как бы тогда иначе я могла прийти в такой восторг? И как я могла молчать, находясь в компании друзей? Они бы подумали, что я больна.