Видение суда - [4]

Он остается вице-королем!

XXXII

Он и угрюмый молчаливый Дух

Взглянули друг на друга — и узнали…

Непримиримый враг, минувший друг?

О чем они бесплотно вспоминали?

Но в лицах их мелькнули тени вдруг

Бессмертной, гордой, выспренней печали

О том, что им навеки суждена

В пространстве сфер упорная война.

XXXIII

Но здесь была нейтральная граница —

Из Иова к тому ж известно нам,[27]

Что трижды в год и Дьявол не боится

Являться светлым ангельским чинам.

Тогда уж не приходится скупиться

На вежливость обеим сторонам:

Я б вам привел любезный их диалог,

Да времени, признаться, слишком мало.

XXXIV

И дело, разумеется не в том,

Чтоб доказать в цитатах из Писанья,

Что Иов — аллегория. Притом,

Быть может, это просто описанье

Весьма реальных фактов. Мы берем

Лишь самые прямые указанья:

Они ясны и — верьте или нет —

Не менее ясны, чем прочий бред!

XXXV

Итак — на почве, в сущности, нейтральной

Они сошлись, где роковой порог,

Там смерть отбор проводит инфернальный

Бесплотных конвоируя в острог.

Они не лобызались, натурально,

Но каждый был любезен сколько мог:

В изысканной учтивости, казалось,

С Их Светлостью Их Мрачность состязалась.

XXXVI

Архангел, поклонившись, изогнулся,

Но не жеманно, как дешевый фат:

Своей груди изящно он коснулся,

Где сердце смертных бьется, говорят.

Но Сатана лишь гордо улыбнулся:

Он был со старым другом суховат,

Как нищий гранд прославленного рода

С богатым выскочкой простой породы.

XXXVII

Он, поклонившись дьявольски-надменно,

Сказал, спокойно выступив вперед,

Что Судия небесный несомненно

Георга в преисподнюю пошлет:

Немало там правителей почтенных,

От коих меньше пострадал народ.

Мостящих ад, как видно из преданий,

Обломками «прекрасных начинаний».[28]

XXXVIII

«Чего ты хочешь, — начал Михаил, —

От этого несчастного созданья?

Какие он деянья совершил,

И совершал ли в жизни он деянья?

Насколько плохо правил он и жил,

Открыто изложи всему собранью:

Докажешь обвиненья — грешник твой,

А если нет — его не беспокой!»

XXXIX

«Да, Михаил! — ответил Дьявол. — Да!

У врат того, кому ты служишь верно,

Я заявляю, что пришел сюда

За подданным: он чтил меня всемерно,

Пока носил корону. Не беда,

Что он не знал вина и прочей скверны,

Но с той минуты, как воссел на трон,

Мне одному в угоду правил он!

XL

Взгляни на нашу землю — хоть верней,

Мою! Увы, давно не торжествую

Над бедною планетой: все на ней

Влачат убого жизнь свою пустую.

Сказать по правде — кроме королей

Едва ли кто такую кару злую

Несет за дело! И властитель твой

Напрасно блещет славой огневой!

XLI

Мне данники земные короли.

Попытки переделать их бесплодны:

Высокие властители земли

Настолько мне усердны и угодны,

Что мы давно к решению пришли

Им предоставить действовать свободно!

Их небеса к добру не преклонят

И к худшему не переменит ад!

XLII

Взгляни на нашу землю, повторяю:

Когда сей червь бессильный и слепой

Вступил на трон, правленье начиная,

И он и мир имели вид иной:

Его своим владыкой величая,

В покое мирном радости земной

Хранили острова его по праву

Родной уклад и добрых предков нравы.

XLIII

Взгляни, какой, покинув жизнь и власть,

Оставил он страну свою? Сначала

Он подданных любимцу отдал в пасть,[29]

Потом его стяжанье обуяло,

Порок убогих, эта злая страсть,

Презренных душ сгубившая немало.

В Америке свободу он душил

И с Францией не лучше поступил!

XLIV

Он, правда, был орудием в руках,

Но, согласись, хороший мастер вправе

Его швырнуть в огонь; во всех веках,

С тех пор, как смертными монархи правят,

В кровавых списках грязи и греха,

Что всю породу цезарей бесславят,

Другое мне правленье назови,

Столь глубоко погрязшее в крови!

XLV

Ведь даже слов „свободный“ и „свобода“

Слепой король Георг не выносил:

Из памяти народов и народа

Искоренял он их по мере сил.

Он правил долго, и за эти годы

Всему и вся он горе причинил.

Лишь тем он от собратий отличался,

Нто пьянством и развратом не прельщался.

XLVI

Был верным мужем, неплохим отцом —

На троне, правда, хорошо и это, —

Поститься за Лукулловым столом

Трудней, чем за столом анахорета! —

Но подданным его что пользы в том?

Их стоны оставались без ответа!

Один лишь гнет, жестокий, страшный гнет,

Испытывал измученный народ.

XLVII

Его стряхнул недавно Новый Свет,[30]

Но Старый стонет под ярмом жестоким

Ему подобных: где на тронах нет

Преемников, в ком все его пороки

Воскрешены? Лукавый дармоед

И деспоты, забывшие уроки

Истории; — никто беды не ждет,

Но пусть они трепещут: час придет!

XLVIII

Простые духом бережно хранили

Завет наивный праотцев своих:

Молились богу, но и вас любили,

Тебя, архангел, и тебя, старик.

Ужели все вы сердцем так остыли,

Что вас не ужасали стоны их,

Когда обрушил гнев несправедливый

На христиан король благочестивый?[31]

XLIX

Он, правда, дал им право бога чтить,

Но отказал в законе и защите,

Лишая их того, чего лишить

Неверного и то не захотите…»

Тут Петр вскочил: «Нет! Этому не быть! —

Вскричал он. — Прочь виновного ведите!

Скорей пускай я буду проклят сам,

Нем в божий рай пробраться Гвельфу[32] дам!

L

За Цербера скорее стану я,

Хоть труд его не синекура тоже,

Чем допущу в надзвездные края

Ханжу и нечестивца с мерзкой рожей!..»

«Святой! — заметил Дьявол. — Страсть твоя

И правый гнев твой мне всего дороже!

А что до смены Цербера — изволь!

И наш годится на такую роль!»